Исчезнувшая пожарная машина
Шрифт:
— Что ж, — сказал Монссон. — Наше положение не так уж и плохо.
Мартин Бек посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Мы знаем, что он был в Стокгольме третьего февраля, а доктор уверяет, что он умер самое позднее седьмого. Промежуток времени сужается до трех или четырех дней. Думаю, мне все же удастся найти кого-нибудь из тех людей, которые видели его здесь. Хотя бы какую-нибудь зацепочку.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— Наш город не очень велик, а круг общения Олафсона еще меньше. У меня имеются определенные
— Мы не можем допустить, чтобы они что-либо публиковали. И потом, это входит в компетенцию прокурора.
— Я не привык так работать.
— Ты что же, собираешься расследовать это дело самостоятельно?
— То, что произошло в Стокгольме, меня мало интересует, — подчеркнул Монссон. — А разрешение прокурора — всего лишь формальность. По крайней мере, здесь, у нас.
Мартин Бек улетел домой в тот же вечер. Около десяти он был в Стокгольме и спустя два часа уже лежал на своем диване в гостиной, в Багармуссене.
Свет он погасил, однако заснуть не мог.
Его жена уже спала, и сквозь закрытую дверь спальни отчетливо был слышен ее негромкий храп. Детей дома не было. Ингрид ушла рисовать лозунги для завтрашней демонстрации, а Рольф, очевидно, веселился на какой-то молодежной вечеринке с пивом и музыкой.
Он чувствовал себя одиноким, словно ему чего-то не хватало. Например, желания встать, пойти в спальню и сорвать ночную рубашку со своей жены. Он подумал, что должен по крайней мере испытывать такое желание по отношению к кому-то другому, например, к чьей-то чужой жене. Но в таком случае, к чьей именно?
Он все еще не спал, когда в два часа вернулась Ингрид. Наверное, жена сказала ей, чтобы она не приходила очень поздно. Рольф же мог приходить, когда угодно, хотя был на четыре года моложе своей сестры (бывшей по меньшей мере раза в два умнее его), и не обладал даже и сотой долей инстинкта самосохранения и осмотрительности, присущих его сестре. Это естественно, ведь он мальчик.
Ингрид проскользнула в гостиную, наклонилась и чмокнула его в лоб. От нее пахло потом и краской.
Как всё нелепо, подумал он.
Прошел еще час, прежде чем он уснул.
Когда утром второго мая Мартин Бек приехал в управление на Кунгсхольме, Колльберг уже разговаривал Меландером.
— Как всё нелепо, — сказал Колльберг и ударил кулаком по столу так, что всё, кроме Меландера, подпрыгнуло.
— Да, это странно, — с серьезным видом согласился Меландер.
Колльберг был без пиджака, узел галстука он ослабил и расстегнул воротничок рубашки. Он наклонился над столом и сказал:
— Странно! Страннее некуда. Кто-то подложил бомбу с часовым механизмом в матрац Мальма. Мы думаем, что это сделал Олафсон. Но Олафсон тогда уже был мертв больше месяца, потому что кто-то проломил ему череп, засунул труп в старый автомобиль
Он замолк, чтобы перевести дыхание. Меландер ничего не сказал. Оба они кивнули Мартину Беку, но как бы между прочим, словно его вообще здесь не было.
— Если мы предположим, что имеется связь между попыткой убийства Мальма и убийством Олафсона…
— Пока что это всего лишь предположение, — сказал Меландер. — У нас нет никаких доказательств того, что подобная связь существует, хотя маловероятно, чтобы эти события оказались совершенно независимыми.
— Вот именно. Таких совпадений не бывает. Следовательно, есть основания полагать, что третья составляющая этого дела естественным образом связана с двумя другими.
— Ты говоришь о самоубийстве? О том, что Мальм покончил с собой?
— Конечно.
— Да, — сказал Меландер. — Он мог это сделать, потому что знал, что игра окончена.
— Верно. Он знал, что его ожидает, и поэтому предпочел открыть газ.
— Он испугался, это факт.
— Причем у него были все основания для этого.
— Следовательно, можно сделать вывод, что он не рассчитывал на то, что ему позволят остаться в живых, — сказал Меландер. — Он испугался, что его убьют. Но в таком случае, кого он боялся?
Колльберг задумался. Ход его рассуждений приобрел неожиданный поворот, и он сказал:
— А может, Мальм убил Олафсона?
Меландер вытащил из ящика письменного стола половинку яблока, ножом для разрезания бумаги отрезал кусочек и положил его в свой кисет.
— Это звучит неправдоподобно, — произнес он. — Мне трудно себе представить, что такой мелкий жулик, как Мальм, способен совершить подобное преступление Я имею в виду не его моральные принципы, а технические детали, изощренность, с какой оно было совершено.
— Блестяще, Фредрик. Твоя логика безупречна. Ну, и что же из всего этого следует?
Меландер ничего не сказал.
— Каков четкий логический вывод? — с упрямым видом спросил Колльберг.
— Можно сделать вывод, что от Олафсона и Мальма решили избавиться, — не очень уверенно ответил Меландер.
— Кто?
— Мы этого не знаем.
— Да, это точно. Но в одном не может быть сомнений.
— Да, — сказал Меландер. — Ты, наверное, прав.
— Это работа профессионала, — словно разговаривая сам с собой, произнес Мартин Бек.
— Вот именно, — заявил Колльберг. — Профессионала. Только профессионалы используют камни, засунутые в носки, и бомбы с часовым механизмом.
— Согласен, — сказал Меландер.
— Вот почему мы сидим здесь, почесывая затылки и тараща глаза, словно видим нечто сверхъестественное. Потому что мы всегда имели дело только с дилетантами. Причем занимались этим так долго, что сами почти превратились в дилетантов.
— Восемьдесят девять процентов всех преступлений совершается дилетантами. Даже в США.