Исчезнувшая пожарная машина
Шрифт:
Мартин Бек сгорбившись сидел за столом, постукивав пальцем по рапорту. Скакке замер в двух метрах от него, сильно напоминая собаку, которая стоит на двух лапках и выпрашивает кусочек сахара.
Наверное, нужно его похвалить пока нет Колльберга, который сейчас войдет и снова начнет над ним насмехаться, нерешительно подумал Мартин Бек.
Эту проблему разрешил телефонный звонок.
— Да. Бек слушает.
— С вами хочет поговорить какой-то инспектор. Я плохо разобрала, как его зовут.
— Соедините его со мной… Да, Бек слушает.
— Привет. Это Пер Монссон
— Привет. Как дела?
— Нормально. Понедельник вообще день тяжелый, а у нас к тому же была заварушка из-за этого теннисного матча. Ну, ты, наверное, знаешь, с Родезией. Монссон продолжил после длинной паузы:
Вы разыскиваете человека, которого зовут Бертил Олафсон, так?
— Да.
— Я нашел его.
— Там, у себя?
— Да, в Мальмё. Он мертв. Мы нашли его три недели назад, но я только сегодня узнал, кто он.
— Ты уверен?
— Да, процентов на девяносто. Характерные особенности и зубов его верхней челюсти совпадают.
— А остальное? Отпечатки пальцев, другие зубы и…
— Мы не нашли его нижней челюсти. И не можем проверить отпечатки пальцев. К сожалению, он слишком долго пробыл в воде.
Мартин Бек выпрямился.
— Как долго?
— Врач говорит, по меньшей мере, два месяца.
— Когда вы его вытащили?
— Восьмого, в понедельник. Он сидел в машине на дне причала. Двое ребятишек…
— Это означает, что седьмого марта он уже был мертв? — перебил его Мартин Бек.
— Седьмого марта? Да, конечно. Он умер за месяц до этой даты, а может, и еще раньше. Когда его видели в последний раз там, у вас?
— Третьего февраля. Он собирался уехать за границу.
— Отлично. Это дает возможность уточнить дату. В таком случае он умер между четвертым и восьмым февраля.
Мартин Бек молча сидел за столом. Он слишком хорошо понимал, что все это означает. Олафсон умер за месяц до того, как загорелся дом на Шёльдгатан. Меландер оказался прав. Они шли по ложному следу.
Монссон больше ничего не говорил.
— Как это произошло? — спросил Мартин Бек.
— Чертовски странное дело. Его убили ударом камня, засунутым в носок, а в качестве гроба использовали старый автомобиль. В машине и в его одежде ничего не было. За исключением орудия убийства и двух третей Олафсона.
— Я приеду, как только смогу, — сказал Мартин Бек. — Или Колльберг. Думаю, тебе надо бы приехать к нам.
— Это обязательно? — со вздохом спросил Монссон. Для него Северная Венеция была чем-то вроде врат ада.
— Понимаешь, это запутанная история, — сказал Мартин Бек. — Хуже, чем ты можешь себе представить.
— Представляю себе, — иронично произнес Монссон. — До встречи.
Мартин Бек положил трубку, с отсутствующим видом посмотрел на Скакке и сказал:
— Ты неплохо поработал.
XXIII
Была Вальпургиева ночь, и весна наконец-то наступила, по крайней мере, в южной Швеции. Самолет, вылетевший из Броммы, совершил посадку в аэропорту Бултофта в Мальмё точно по расписанию, без пяти девять утра, и из него вышла группа бизнесменов, а также
— Привет, — поздоровался он. — Ты выглядишь так, словно что-то ищешь.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Где здесь туалет?
Вальпургиева ночь — это праздник, когда шведы надевают весеннюю одежду, выпивают, танцуют, едят, веселятся и начинают ждать лета. В Сконе на обочинах появляются первые цветы, а отпуска все ближе и ближе. На равнине коровы пережевывают весеннюю травку и начинается сев технических культур. Студенты надевают свои белые шапочки, а профсоюзные лидеры вытаскивают побитые молью красные флаги и пытаются вспомнить слова «Сынов труда». Скоро первое мая, праздник социалистов, и во время символической демонстрации даже полиция глазеет на духовые оркестры, играющие «Интернационал». Другой работы у полиции практически нет. Ее задача проследить за тем, чтобы никто не принялся плевать на американский флаг и чтобы среди демонстрантов не было никого, кому действительно есть что сказать.
Последний день апреля — это день, когда все готовятся к чему-либо: к весне, к любви и к политическим выступлениям. Это счастливый день, особенно, если он теплый и солнечный.
Мартин Бек и Монссон провели этот счастливый день, разглядывая то, что осталось от Бертила Олафсона, и дважды обследовали старый автомобиль, который мрачно стоял на полицейской стоянке. Они осмотрели камень, черный носок и слепок зубов верхней челюсти Олафсона и внимательно прочли протокол вскрытия. Разговаривали они мало, потому что комментировать здесь было, собственно, нечего. Потом Монссон спросил:
— Олафсона что-нибудь связывает с Мальмё? Конечно, кроме того, что его здесь убили?
Мартин Бек покачал головой и сказал:
— Похоже, Олафсон в основном торговал крадеными автомобилями. С наркотиками он тоже имел дело. Но главным образом занимался автомобилями, которые он перекрашивал и ставил на них поддельные номера. Потом он снабжал автомобили фальшивыми регистрационными сертификатами и вывозил их из страны, вероятно, для продажи за границей. По-видимому, он часто бывал в Мальмё или, по крайней мере, проезжал через город. Наверное, он периодически останавливался здесь. Было бы странно, если бы у него не оказалось здесь хотя бы нескольких знакомых.
Монссон кивнул.
— Наверняка неприятный тип, — сказал он, словно разговаривал сам с собой. — И был в плохой физической форме. Поэтому доктор неправильно определил его возраст. Жалкий мошенник.
— Мальм тоже, — сказал Мартин Бек. — Но ведь нам от этого не легче?
— Нет, конечно, нет, — ответил Монссон.
Несколькими часами позже они сидели в кабинете Монссона и глядели на заасфальтированный двор, в котором стояли черно-белые автомобили и по которому взад-вперед ходили по своим делам полицейские.