Исчезнувшая
Шрифт:
Я начала извиняться, но мае сказала:
— Все в порядке. Это правомерный вопрос. Да, я думаю, что ты гораздо умнее, чем я в твоем возрасте.
— Спасибо, — ответила я как можно более скромным тоном.
— И почти вполовину так же умна, как я сейчас.
Пока мама с Дашай обозревали университетские страницы в Сети, я решила заняться кое-чем другим — пройти тест на профпригодность в он-лайне.
Я получила высокий балл в области науки, искусства и литературы и низкий в сфере продаж, религии и управления. Показатели исследовательских
— Тебе следует специализироваться в гуманитарной области, — заключила Дашай. По ее словам, в Вест-индском университете она сделала аналогичный выбор.
— Думаю, однажды Рафаэль захочет, чтобы Ари пошла в медицину, но гуманитарное образование — хороший фундамент для любой деятельности, — вставила мае.
Папа никогда не говорил мне о своем желании, чтобы я «пошла» во что-нибудь.
— Ари сидит тут, перед вами, — напомнила я. — Почему вы продолжаете говорить обо мне в третьем лице?
— Это великий миг, — сказала Дашай.
— Не настолько великий. — Мае поняла, что меня снедают опасения, и не хотела усугублять дело. — Ты можешь сейчас выбрать какую-нибудь школу, поучиться там годик на пробу, а потом перевестись. Чтобы разобраться в себе, у тебя в запасе все время, сколько его ни есть на свете.
«Все время, сколько его ни есть на свете». Даже вампирам трудно мыслить такими категориями.
— У Ари большая проблема: она так и не научилась определять время по часам, — сказала Дашай.
Та ночь никак не кончалась. Позже я сидела на скамье на нашей новой террасе, испытывая новую подставку для телескопа. Мне нравилось думать, что я смотрю на те же звезды, которые видели Платон с Аристотелем. Время, казалось, растворялось, пока я смотрела на звезды.
Пояс Ориона выскочил на меня: три бело-голубые звезды, каждая в двадцать раз больше нашего Солнца, образовавшиеся больше десяти миллионов лет назад. А вдоль висящего на поясе меча клубилось красноватое марево, называемое туманностью Ориона, облако пыли, газа и плазмы. В туманностях рождаются звезды.
Я ощутила чье-то присутствие за спиной, и тело мое напряглось, но затем расслабилось, когда я учуяла запах розмарина. Розмариновое масло использовала в качестве кондиционера для волос Дашай.
— Развлекаешься тут в темноте? — На ней был вышитый восточный халат, а волосы обернуты полотенцем.
Я оторвалась от окуляра.
— Хочешь посмотреть?
Она покачала головой.
— То, что происходит там, наверху, не особенно меня интересует. Для размышлений мне с лихвой достаточно того, что происходит здесь, внизу.
— Но это так красиво. — Даже без телескопа ночное небо притягивало мой взгляд. Узоры звезд, планет и дымки заключали в себе истории. — Знаешь легенду об Орионе?
— Я слышала греческую сказку. — Дашай запрокинула голову и уставилась в небо. — Охотник, убитый своей возлюбленной.
— Случайно. Брат Артемиды обманом заставил ее пустить в Ориона стрелу.
— Да-да. — Дашай посмотрела на меня. — В чем смысл этой истории, Ари?
— Смысл? —
— В чем мораль этой сказки?
Я не думала, что у легенд о созвездиях имеется мораль.
— Смысл таков: любовь есть несчастье, — заявила Дашай и сложила руки на груди.
Поездка по колледжам была краткой и конкретной. Мы с мае решили посетить четыре пункта: два больших государственных университета и два частных поменьше, все в пределах трехсот миль от дома.
Хиллхаус был частным заведением. Я не стану называть остальные места, где мы побывали, — не хочу влиять ни на чье мнение о них.
Достаточно сказать, что большие государственные вузы мне не понравились. Студенческие городки при них были слишком густо застроены и уродливы, несмотря на замысловатый ландшафтный дизайн, абсолютно не сочетавшийся с утилитарным стилем зданий. Нам обещали встречу с членами преподавательского состава, но никого из них поймать не удалось. В каждом заведении мы совершали экскурсию по помещениям, в том числе по общежитиям, напоминавшим собачьи конуры. Нашими гидами в обеих больших школах были молодые женщины — хорошенькие невозмутимые блондинки, чья жизнерадостность не знала границ.
— Вот тихое общежитие, — сказала Джессика, заводя нас в кирпичное здание в первом госвузе.
Мы прошли по коридору и оказались в гостиной, где семеро ребят курили марихуану.
— Упс! — сказала Джессика и, не переставая улыбаться, повела нас обратно.
— Это действующая аудитория, — объявила Тиффани во втором госвузе, распахивая дверь в комнату с бежевыми бетонными стенами и флуоресцентным освещением, от которого у меня заболели глаза.
«Наверное, тюремная камера была бы уютнее, — подумала я. — Зачем вообще проектировать такие стерильные, унылые пространства в качестве учебных классов?»
Мае государственные университеты понравились не больше, чем мне.
— Можем съездить еще в один, — с сомнением произнесла она.
— Если мы поедем, я не выйду из машины. — Я вообще начала колебаться насчет поступления в колледж.
Первая частная школа, которую мы посетили, заметно отличалась в лучшую сторону — более старый, удачно распланированный кампус, сплошь из краснокирпичных домиков с белыми дверями и окнами под сенью платанов. В аудиториях на стенах плакаты и картины в рамах. Общежития не напоминали вольеры, виденные нами в предыдущих учебных заведениях. Студенты сидели за партами, склонившись над ноутбуками, или беседовали небольшими группками. Я почти представила, как буду жить здесь. Почти.
— Здесь все белые, — шепнула я мае.
Когда мы беседовали с проректором по абитуриентам, он сказал, что школа старается набирать «представителей различных групп населения». Полагаю, представители означенных групп населения не хотели идти в школу, где все остальные белые. Похоже, моя фамилия и внешность привели проректора в восторг — я услышала, как он подумал: «Наша первая латиноамериканка».
Одна из сторон домашнего обучения заключалась в том, что на меня никто, в том числе и я сама, никогда не навешивал ярлыков.