Исчезнувшие без следа
Шрифт:
Шаповал повел плечами, будто внезапно почувствовал озноб.
– Мы сделали свое дело, – продолжал Удалов. – И не наша вина, что потом начались какие-то грязные игры. Мы чисты.
– Пока чисты, – заметил Дружинин. – Но нас замарают, вот увидите.
– Что ты предлагаешь? Отсортировывать приказы? Этот вот будем выполнять, а тот – нет. Так, что ли?
Удалов опять отвернулся к окну и опять надолго замолчал, будто вовсе забыл о присутствии Дружинина и Шаповала. Неожиданно сказал, не оборачиваясь:
– Я и сам все это прекрасно понимаю, ребята. Но не вижу выхода.
– Мы можем хотя бы встретиться с его родителями, – предложил Дружинин.
– Зачем?
– Пока не знаю.
Удалов по-прежнему смотрел в окно.
– Просто мне мерзко на душе, Федор Иванович! – не сдержался Дружинин. – Будто на мне его кровь! Знаю, что не виноват, а все равно – мерзко! Хочу его родителям в глаза взглянуть и сказать, что я тут ни при чем.
Удалов обернулся и внимательно посмотрел на Дружинина. Тот выдержал взгляд командира.
– Ну ладно, – вздохнул Удалов. – В чем-то ты прав, конечно.
Он выдвинул ящик и выложил на стол металлическую пуговицу. Она была потертая и поцарапанная.
– Это того мальчишки, – сказал Удалов. – Я нашел ее в своем кабинете после того, как его увезли. Возьми, отдашь родителям.
Дружинин положил пуговицу на ладонь. Вот и все, что осталось от человека. Его тело, конечно, родителям не выдали. Уже захоронили, безымянно, под номером… Сбросили в яму и небрежно забросали землей. Ни прощаний, ни слез. Как собаку.
Дружинин сжал руку в кулак. Ему показалось, что пуговица пульсирует.
– Вам известно, где живут его родители? – спросил он Удалова.
– Нет. Фамилию его вы помните?
– Кочемасов.
– Через адресный стол попробуйте, – посоветовал Удалов. – Если он москвич – обязательно найдут… И еще… – Он посмотрел на Дружинина и забарабанил пальцами по столу. – Отпуск свой все-таки отгуляй. Обязательно. Чтобы я тебя в ближайшие четыре недели здесь не видел. – Он повернулся к Шаповалу: – И тебя, дружок, тоже.
Снова отправлял их подальше. Значит, и сам еще не был уверен, что все неприятности позади.
Глава 9
К Кочемасовым Дружинин пошел один. Они жили в добротном доме улучшенной планировки, где в вестибюле сидела консьержка, а на лестничных площадках зеленели в кадках декоративные деревья. Дружинин ожидал увидеть совсем другое – загаженный подъезд, лифт, стенки которого исписаны похабными словами, а у подъезда, прямо в луже, непременно должен лежать пьяный. Но ничего подобного не было, и это очень удивило Дружинина. Он никогда не думал, что человек, живущий в таком презентабельном доме, способен сунуть бомбу в сумку и с этой сумкой спуститься в метро. Терроризм – это ведь акт отчаяния. А отчаиваются только неудачники. Так казалось Андрею.
Дверь не открывали долго. Дружинин уж было подумал, что ошибся, но вдруг щелкнул замок, дверь открылась, и на пороге появилась женщина, одетая в черное. Изможденное лицо, скорбно сжатые губы, темные круги под запавшими глазами, в которых уже не осталось слез. Нет, он не ошибся.
– Здравствуйте, – сказал Дружинин.
– Здравствуйте, – отозвалась женщина.
В ее глазах были отчуждение и затаенная боль.
– Вы – Кочемасова?
– Да, я Кочемасова.
Наверное, она сейчас ни одной мысли не могла сформулировать сама, только отвечать на задаваемые вопросы, подумал Дружинин.
– Я по поводу вашего сына.
– Я поняла.
– Вот как? – удивился Дружинин.
– Не вы первый.
Женщина развернулась и пошла в глубь квартиры.
– Проходите, – сказала она, не оборачиваясь.
Дружинин переступил порог и захлопнул за собой дверь. Здесь было уютно, на взгляд Андрея, почти роскошно. Обстановка дорогая, но не крикливая.
– Вот сюда, пожалуйста, присаживайтесь, – показала Кочемасова на стул.
Сама она села напротив, и теперь между ними был стол. Он разделял их, как бы подчеркивая, что разговор предстоит сугубо официальный. Кочемасовых, наверное, не раз уже допрашивали. Вот почему эта настороженность в глазах женщины.
Дружинин извлек из кармана пуговицу и положил ее перед собой на стол. Он видел, как замерла Кочемасова. И ждал. Она смотрела на пуговицу неподвижным взором и все больше бледнела, и когда уже казалось, что она не выдержит, вдруг резко подняла руку к лицу и закрылась, отгородилась от Дружинина и от этой страшной пуговицы.
– Откуда это у вас? – спросила она, и голос ее прозвучал глухо.
– Я задерживал вашего сына. Там, в метро.
Пауза. Тишина. Было слышно, как негромко тикают на стене часы.
– Нам сказали, что какой-то парень с бомбой в сумке вошел в метро. Дали его фотографию. Я отыскал его на платформе, он как раз входил в вагон. Я и задержал его в вагоне.
– Зачем вы мне это рассказываете? – спросила женщина, не отнимая руки от лица. – Зачем вы вообще пришли?
– Я не хочу, чтобы меня считали убийцей.
– Я вас убийцей не считаю.
– Вы меня не поняли.
– Я вас прекрасно поняла.
Наверное, больше всего на свете она сейчас хотела, чтобы этот непрошеный гость ушел.
– Как страшно, – прошептала Кочемасова. – Жить, не зная ничего плохого, просто жить, и вдруг – удар, смерч, ураган, все рушится, и когда оглядываешься, вокруг – пустота. Ни семьи, ни друзей, ни самой жизни.
Она все еще прикрывалась рукой, но Андрей заметил, как по ее щекам скатились две слезинки.