Исчезнувший фрегат
Шрифт:
Прежде чем я смог пошевелиться, из рубки выскочил Айан. Гоу-Гоу стояла и смотрела сверху вниз на поверженного неприятеля. Я не расслышал, что она ему говорила, но ее голос был полон ярости. Затем она отвернулась, едва не столкнувшись с Айаном, который, что меня немало удивило, не обращая никакого внимания на вяло шевелящегося на палубе Ангела, набросился на Гоу-Гоу:
— Ну вы и дура, девушка! Вы подумали о том, что он мог удариться головой о стальную плиту настила палубы или об угол люка? Прекращайте выпендриваться, — прибавил он после паузы, — а то наш поход может остаться без цели. Найдите своего мужа и скажите, что я хочу его видеть в рубке.
— Да с какой стати вы ее обвиняете? — возмутился я, пока она, плача, бежала от нас по палубе.
Он глянул на Ангела с выражением, близким к презрению, затем обернулся ко мне.
— Подумайте об этом сами, — сказал он и вернулся в рубку.
Можно ожидать, что после такого конфуза человек попытается скрыть его вспышкой ярости или по крайней мере ретируется в свою нору. Но не таков был Ангел. Быстрым, гибким движением он вскочил на ноги.
— Вот это девушка!
Подмигнув мне, он ушел с высоко поднятой головой и легкой улыбкой на лице, как будто ему понравилось то, как его швырнули на спину. И вечером за ужином он казался таким же непринужденным и обаятельным, как и всегда. А вот Гоу-Гоу молча сидела, глядя угрюмо и замкнуто.
Тот вечер мог бы стать особым, поскольку на закате в отсутствие ветра окруженное льдами море было настолько спокойным, что напоминало гладкий свинец, и мы, пришвартовав «Айсвик» к ледяному полю, спустились вниз. То был первый раз после Ушуайи, когда мы все вместе уселись ужинать. Нильс открыл бутылку красного чилийского вина, но даже она не смогла разрядить тяжелую атмосферу, повисшую над столом. Тогда я это объяснил осознанием того, что мы приблизились к тому моменту, когда должны будем выйти на лед, возможно, даже застрянем тут на всю зиму. Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, что причина была гораздо серьезнее, чем просто нервное напряжение. У каждого из нас была своя собственная, совершенно иная, чем у других, причина молчать, сидя за столом в кают-компании стоящего посреди ледяной пустыни корабля.
Словно актеры театра в какой-то причудливой драме, мы сидели в тишине за столом, прислушиваясь к хлюпанью воды между льдинами, к скрежету, когда течение наталкивало их одну на другую, ни на минуту не забывая о неизвестном, предуготовленном для нас. Почти никто ничего не говорил, все, даже Нильс, были погружены в собственные мысли. У Гоу-Гоу с Энди были проблемы личного характера. Я уже пришел к заключению, что он от нее уставал. Я думаю, в интимном отношении она была чрезвычайно требовательной. Он часто бывал бледным и изможденным или, как бесцеремонно высказался Айан: «Парень как выжатый лимон, так что присматривайте за ним. К тому же он боится, — прибавил он. — И она тоже».
Мы все уже знали, что она поехала только потому, что не могла отпустить его одного. Она была безоглядно в него влюблена, а он постоянно пытался ускользнуть в свой мир радиоволн и развоплощенных голосов, которые от него ничего не требовали. Ангел же алчно взирал на Гоу-Гоу через стол, лениво улыбаясь, а Карлос наблюдал за ними страстными, полными ревности глазами. Время от времени я бросал взгляд на Айана. Рядом с ним, опустив глаза, сидела Айрис, оба они молчали. А когда она встала, чтобы положить ему добавку тюленьего мяса с рисом, я поймал себя на том, что гляжу на нее сквозь алый свитер с высоким воротом и темно-синие джинсы, видя ее такой, какой она была, когда перевернулась на спину и я смотрел на ее нагое тело, распростертое на палубе внизу. Боже мой! Как же я хотел к ней прикоснуться!
— Пит, уточните наши координаты на данный момент, — улыбнулся мне Айан, и мне показалось, что он прочел мои мысли.
Позже, стоя возле меня в рубке, он сказал:
— Женщины на борту корабля — это зло.
Он быстро записывал время на хронометре и углы, пока я производил замеры и сообщал ему показания секстанта.
— Да, но это уже скоро закончится. — В его словах прозвучала какая-то обреченность.
— Что вы хотите сказать?
— Увидите. Скоро мы подойдем к шельфовому леднику, и наступит момент, когда наше дальнейшее продвижение станет невозможным…
Он не объяснил, что имел в виду, а ранним утром, когда перед восходом солнца стало быстро светать, ветромер наверху грот-мачты завертелся от легкого ветра с северо-востока, давшего нам с Энди возможность снова привести судно в движение.
К тому времени на вахту должен был заступить Ангел. Оставив Энди за штурвалом, я спустился за ним. Он всегда так поступал: лежал на своей койке и ждал, когда придет тот, кто нес перед ним дежурство, и позовет его. Раздвижная дверь в маленькое помещение, служившее каютой, была закрыта. Я резко ее дернул, раздраженным тем, что приходится спускаться и звать его, хотя у него был будильник, и я ударил в судовой колокол, оповещая о смене дежурных.
— Пора вам заступать на вахту, — сказал я, направляя на него луч мощного палубного фонаря, который принес с собой.
Он лежал, отвернувшись от меня, виден был только его затылок. Я стоял и ошеломленно глядел, так как на подушке было две головы, и не кто иной, как Карлос, медленно обернулся и взглянул на меня с довольной улыбкой, словно кот, наевшийся сметаны.
Ангел внезапно сбросил с себя пуховый верх своего спальника и, перекинув ноги через Карлоса, поставил их на пол. Оба они были голые, и, я готов поклясться, мальчишка подмигнул мне с тем же бесовским огоньком, мелькнувшим в его влажных возбужденных глазах. Я выключил фонарь, оставив их в темноте, чувствуя себя почему-то шокированным, что было довольно глупо, ведь я прекрасно знал, что Карлос гомосексуалист. Но одно дело — догадываться о чьих-то нетрадиционных сексуальных наклонностях, и совсем другое — застать его на горячем. Да еще и с Ангелом, который по возрасту в отцы ему годился. Боже праведный! Эта мысль вдруг непрошено возникла в моей голове.
Конечно, когда Ангел, полностью одетый, вышел в рубку и встал у руля, повторив курс, который Энди сообщил ему негромким сухим голосом, в его внешности не было и намека на что-либо неприличное.
Жаль, у меня не было спутниковых снимков, которые мне позже показывал один служащий с метеостанции на аэродроме Маунт-Плезант на Фолклендах. То были в основном синоптические карты, и на них можно было там, где облачность была неплотной, увидеть, докуда простираются паковые льды и степень их разрушения. Также можно было различить и наиболее крупные айсберги, отколовшиеся от шельфового ледника. Говорили, что один из них достигает семидесяти километров в длину. На снимке со спутников Landsat 1986 года было видно ледяное поле площадью около тринадцати тысяч квадратных километров, оторвавшееся от шельфового ледника вместе с аргентинской станцией Бельграно. Но главное, более темные участки на картах моря Уэдделла показывали открытое водное пространство. Довольно обширные на востоке, они постепенно сужались к западу, пока за шельфовым ледником Фильхнера не превращались в прерывающуюся темную черту у восточной границы ледника Ронне.
Была бы у нас на борту хотя бы одна из этих спутниковых синоптических карт, мы, возможно, решились бы протискиваться дальше через опасно сузившиеся разводья к следующему участку открытой воды и даже дальше. А так, разглядев двадцать первого шельфовый ледник Ронне сквозь снежную пелену и на следующий день подойдя к его отвесному ледяному барьеру, мы засомневались, стоит ли испытывать удачу далее. Открытое водное пространство постоянно сужалось. Вскоре мы уже шли на двигателе по коридорам не шире двадцати футов. Вдали слева от нас ослепительно сиял подобно меловым скалам белоснежный ледяной барьер, а по правому борту сгрудились изъеденные солнцем айсберги самых причудливых форм и разнообразных размеров. Мы видели, как огромные куски, откалываясь от ледяного барьера, скатывались и валились в воду, и нас швыряли образованные их падением волны. И всегда, когда мы оказывались на более широких свободных водных участках, нам приходилось бороться с гроулерами [142] и осколками айсбергов. Мы выбивались из сил, работая шестом, чтобы избежать столкновения с гораздо более обширными массами льда, скрытыми под водой.
142
Гроулер — низкий айсберг.