Исчезнувший поезд
Шрифт:
– Сказал. Только не мне, поскольку я за него еще не принимался. Твоим дебилам-коллегам из волгоградской транспортной милиции. Сразу после таинственного появления на товарной станции. Только эти кретины почему-то решили: раз в Волгограде Лагерной улицы нет, то у человека в голове «ку-ку». В Волгограде и в самом деле нет, а в Киеве есть. Только не пришивай своей политики, потому как она «Лагерная» еще с дореволюционных времен, тут каждое лето кадетские корпуса лагерями стояли. Отсюда и название: «Лагерная». Кстати, во времена очередной украинизации какой-то мудрила вместо «Табiрна» новое слово придумал: «Лагерна». Так она в документах и осталась. Кстати, произношение у этого Максима Горького типично шулявское. Правда, в волгоградской милиции выпускников русского филфака не имеется, потому у меня с этой стороны к солдатам
Мне очень не нравилось, когда моей физией подтирали не мною сотворенную лужу, даже такие профессионалы, как наш Старик. Поэтому я еще немного повыкобенивался, исключительно из принципиальных соображений:
– Ну ладно, чтобы еще где-то кроме Киева была улица Лагерная, я и в самом деле не слышал. Но ведь Лагерная – это хотя и не улица Ленина, которая присутствует в каждой Кабыздоховке, но и не Крещатик или Подол.
– Крещатик есть в Боярке, имею в виду улицу. А есть еще населенный пункт – ниже по Днепру. У речников даже загадка такая имеется: сколько километров от Киева до Крещатика. А Подол – это старая часть не только Киева, но и, скажем, Чернобыля. Книги нужно читать, товарищ инспектор, а не только протоколы. Кстати, может где-то еще и существует улица Лагерная, даже в тех городах, где есть метро. Но такого сочетания: метро рядом с Лагерной, да еще станция «Октябрьская» (заметь: не «Октябрьской революции», а именно «Октябрьская») – вот этого уже точно нигде больше нет, кроме Киева.
– В книгах вычитал?
– Зачем? Звонок приятелю – в Москву, Ленинград, Свердловск и Новосибирск. И вообще, друг мой Алеша, скажу вам как профессиональный знаток человеческой психики: чистейшая правда очень часто выглядит стопроцентным враньем. И наоборот… Если бы мой золотой металлист вышел в Киеве на станции метро «Октябрьская» и почему-то забыл, в какую сторону сворачивать на Лагерную, то никто бы ему психбригаду не вызывал. Взяли бы под руки и провели домой. Это же совсем рядышком. Причем, под дверь…
Вот тут уже мне нехорошо стало, как тому «Максиму Горькому» на чужой станции под Волгоградом:
– Ты что хочешь сказать? Что все это не бред сумасшедшего и не потеря памяти?
– Я хочу сказать только то, что он действительно сел в киевское метро, задремал, расслышал сквозь сон: станция «Октябрьская», выскочил в последнюю секунду… а вот что было дальше?… Возможно, что-то он бы и припомнил, но мои коллеги благополучно и, боюсь, окончательно, отшибли у него память инсулиновыми шоками. Но есть еще один вариант, о котором мне не хотелось бы даже думать: в спецбольнице из него все-таки вытащили всю правду, а затем профессионально загнали ее на такую глубину, что можно было бы спокойно списывать клиента в рядовой дурдом.
– Постой-постой, я, кажется, сообразил, что ты имеешь в виду. Если я в Москве, стоя посреди улицы Горького, спрошу у прохожих, как мне пройти к Кремлю, то мне спокойно объяснят или даже проводят. Но если я проделаю то же самое посреди улицы Горького в Киеве, то даже гаишники сделают мне «ку-ку» с соответствующим жестом и посоветуют выспаться. А если я буду упорствовать?…
– Вызовут психбригаду. Инспектор, мне нравится ход ваших мыслей.
От автора: Специально для молодого поколения. После распада СССР улице Горького в Москве вернули ее исконное название – Тверская. Характерно, что часть старой киевской улицы с таким же название функционирует в качестве улицы Патриса Лумумбы, а улица Горького в том же Киеве не вернула себе прежнее название – Кузнечная, а переименована в улицу Антоновича. Как там бывший нижегородский мещанин Алексей Пешков ворочается в гробу – можно себе представить.
Алексей Сирота:
Мы с моим другом Борисом помолчали, потом еще выпили. Он – сто грамм коньяку, я – полстакана (кто чем мерил). После этого ко мне вернулись дедуктивные способности и ассоциативное мышление.
– Я, доктор, лично знаю только один случай таинственного перенесения советского человека за тысячу километров от его родного дома. Это когда одного очень известного композитора-песенника его же коллеги упоили до анабиоза в ресторане
– Прошу. От метро «Октябрьская» до улицы Лагерной ведут две дороги. Первая – вверх по лестнице, затем под фонарями мимо гастронома-почты-химчистки до самого подъезда. Удобно, но далековато. А можно понизу, через парк. Фактически без ступенек, во тьме, зато быстрее. Наш пролетарий выбирает второй вариант. Поздний вечер, хоть глаз выколи, из парковой флоры выходит парковая фауна – местные хулиганы. Ударник получает в голову, ему чистят карманы и только после этого думают: а что с ним делать дальше. На «мокруху» не пойдут – еще не доросли, но оставлять на месте опасно, вдруг кто-то наткнется. Момент истины: сто метров вниз по склону – железнодорожная ветка. Через Петровку-Товарную, Дарницу, дальше – на восток или север. Там время от времени притормаживают товарные поезда. Мужика в бессознательном состоянии тянут вниз, забрасывают в пустой вагон или на платформу – и вперед! Если стукнули на совесть – опомнится только утром. Днем товарняки идут, как правило, без остановок. Пока сознание вернется, пока сориентируется, пока поезд остановится, – вот тебе и станция «Максим Горький». Я, как профессиональный психиатр, могу привести тебе сотни примеров неадекватного поведения человека после сильного удара по голове. Случалось, что люди вдруг забывали родной язык, зато начинали свободно говорить на какой-нибудь экзотической иностранщине. Вопросы есть?
– Дорогой мой Ватсон, ты, конечно, редчайший зануда. И любого нормального человека сделаешь своим пациентом. Но… если ты такой умный, если все так элементарно, то почему бы тебе не снять трубочку и не позвонить к нам в городскую Управу в отдел розыска пропавших без вести. Поделился бы с ними своими аналитическими разработками, они бы тебе еще и «спасибо большое!» сказали. Ну, и ведро слез от благодарных родственников, считай, обеспечено… такая радость, такая радость. Но есть у меня одно малюю-юсенькое подозрение: если бы все было так просто, ты бы мне цельный; вечер голову не морочил. Потому, как ты советский врач и где-то даже знаток человеческой психики, значит – время мое ценишь. Так что же там на самом деле?
– Да так. Как ты говоришь, мелочишка. Но существенная. Поскольку ставит всю ситуацию в позу, абсолютно недопустимую для советской морали. Понимаешь, Алексей, моя версия прекрасно объясняет перемещение в пространстве. Но не во времени.
– А это еще как?
– А так, что он сел, если верить тому, что написано в основной истории болезни, в киевское метро ровно за четыре года до того, как вышел из него на станции «Максим Горький-Товарная» Приволжской железной дороги. И еще плюс год в больнице. Так черным по белому и записано: «Глубокая амнезия (т. е. потеря памяти) полностью перекрывает все воспоминания о событиях последних пяти лет пациента. Больной в деталях описывает факты собственной биографии, а также основные политические и социальные события в жизни страны, которые происходили ровно пять лет назад, приводит многочисленные подробности, характерные для так называемой оперативной памяти. Однако не может объяснить, каким образом он из своего, так называемого, метро попал на подъездные пути железнодорожной станции». Конец цитаты. Вот так, Алексей, полный провал памяти! Отработал смену, вышел, сел в метро, задремал. Услышал объявление, проснулся, выскочил… Дальше черная дыра в воспоминаниях на целую пятилетку.
Профессионал, сидевший в моем подсознании, никак не желал смириться с поражением. А поэтому я смело влез в святая святых Бориса:
– А может, он лет пять назад потерял память, затем его все это время где-то там по свету носило, пока в одну прекрасную ночь что-то не щелкнуло в голове, и он пришел в себя посреди чужого пейзажа.
– Ну, во-первых, при нашей системе здравоохранения, а особенно системе милицейской прописки, пять лет не побомжуешь. Обязательно отловят и пристроят. Исцелить не исцелят, но личность установят. Ты же лучше меня знаешь: тут вот месяц без работы походишь – и уже участковый на тебя волком смотрит. Мол, что это за дармоед-тунеядец на его территории околачивается? А ты говоришь – пять лет.