Исчезнувший поезд
Шрифт:
От автора: Стоит напомнить тем же молодым читателям, что так называемое уклонение от общественнополезного труда сроком более трех месяцев считалось в Советском Союзе уголовным преступлением. И влекло за собой серьезные последствия, вплоть до лишения свободы. Всяческие ссылки на желание найти работу соответственно личным интересам считались антисоветской пропагандой. Что же касается модного, к сожалению, и теперь, слова «бомж», то есть, личность «без определенного места жительства», то это довольно-таки давняя милицейская аббревиатура. Так в официальных документах именовались граждане, осмелившиеся нарушить еще один фундаментальный закон советского строя: прописку. То, что этот закон грубейшим образом нарушал права человека на свободу места проживания, передвижения, а заодно и права
Алексей Сирота:
Сказать, что у меня сразу возникло предчувствие будущей грандиозной лажи, в которую я лечу добровольно, с энтузиазмом и где-то даже с песнями, значило бы соврать. Возможно, в этот раз меня подвела интуиция. А возможно, у меня ее не было вообще. Просто Его Величество Случай с одной стороны и благожелательность Старика с другой до сих пор позволяли мне время от времени балансировать над пропастью, из которой нормальные люди не выкарабкиваются.
– Слушай, ты меня уже достал с этим своим пациентом. Еще раз скажешь: сел в метро-задремал-услышал-проснулся-выскочил, – и я взвою! Это правда, что милиционер, который много лет общается преимущественно с преступниками, становится чем-то на них похож. Наверное, та же история и с психиатрами, тебе не кажется? Потому что вместо снять трубку и позвонить в справочную, дабы узнать номер телефона квартиры этого металлиста, ты обзваниваешь половину Советского Союза, поднимаешь посреди ночи своих коллег, затем являешься ко мне (пардон, зовешь к себе, вот видишь, как ты меня задолбал?) и устраиваешь трехчасовой сеанс тихого занудства, и все это для чего? Для того чтобы соорудить этакую криминальную конструкцию, при виде которой твой друг инспектор Сирота от зависти повесится на собственном форменном галстуке. Пойми же ты, дурило медицинское, что Шерлока Холмса из человека без специального образования и постоянной практики не сделаешь. Разве что доктора Ватсона. Эксперимент уже был, ты знаешь. Некий Евгений Катаев с позором провалился на должности участкового милиционера, зато прославился как писатель Евгений Петров… А кстати, говорили, веселились, рассказали – прослезились. Где-то там, в первой истории болезни должна быть фамилия, которую он назвал при задержании?
– А ты думаешь, почему я к тебе обратился! – возмутился мой друг Борис. – Полагаешь, если я этих психов каждый день вижу, то уже и сам такой? Тут ситуация явно не медицинская. В истории болезни – той, первой – титульная страница, в которую заносят анкетные данные пациента, кем-то аккуратно вырезана и заменена другой. Со сплошными прочерками…
2
Алексей Сирота:
Я никогда бы не взялся за это дело, если бы в нем не запуталась Контора. Желание утереть нос чекистам оказалось посильнее рефлекса самосохранения. Я бы не сказал, что советская милиция была с кагебистами на таких же ножах, как, к примеру, гитлеровский Абвер и эсесовская СБ. Боже сохрани, у меня и в мыслях не было такого сравнения! Скорее смахивает на параллели в отношениях дореволюционной полиции и жандармерии. А может быть, сработала какая-то генетическая память тех призабытых времен, когда уголовный розыск был структурным подразделением ВЧК-ОГПУ.
И дело не в том, что во времена Берии сопливый старший сержант госбезопасности позволял себе «тыкать» старшим офицерам милиции, а то и материть их. И даже не в том, что в те же годы чекисты спихивали именно милиционерам самую грязную работу – аресты, обыски и сопровождения «врагов народа», а ордена за раскрытие несуществующих заговоров цепляли себе. Мы, менты, такими наградами брезговали. Тут иное. Существует крамольная легенда, которую и сегодня небезопасно рассказывать при лишних свидетелях, что пресловутых «воров в законе» выдумали, внедрили и до самого расстрела Берии поддерживали именно чекисты. Ибо только с помощью «законников» можно было удерживать в лагерях миллионы политических заключенных. Правда ли это – боюсь, никогда не узнаем.
От автора: Знаменитый «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына впервые был издан за границей в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. Советскому читателю
Алексей Сирота:
Я легкомысленно пообещал моему другу-психиатру выяснить имя его безымянного пациента, тепло распрощался, нырнул в Пассаж, оттуда на улицу Заньковецкой… там, под хлебным магазином, где недавно начали еще и кофе варить, встретил пару знакомых. Потрепались ни о чем, разбежались…
Уснул я по привычке мгновенно. Но где-то в третьем часу проснулся оттого, что мне стало нехорошо. Так нехорошо, как было тогда, когда я понял, что бандит и наркоман по прозвищу Деха выстрелит в меня через карман плаща раньше, чем я выхвачу свой пистолет. Вероятно, во сне, как это уже бывало не раз, я анализировал и раскладывал по полочкам факты и догадки. Вот меня и затрясло.
Объясню подробнее. Когда занудный Борис выкладывал мне историю «металлиста», то за многочисленными повторами и несущественными мелочами я, кажется, не заметил главного. Это я сейчас тебе все в десять раз короче рассказываю, а он меня весь вечер доставал. Так вот, мне показалось, что Контора на самом деле схалтурила какую-то свою разработку со станционным найденышем, а потому и решила спровадить его от греха подальше – из Волгограда в Киев, и тихо поставить крест на каких-то своих, неизвестных мне версиях. Ну, Господи, мог же, к примеру, человек на свою беду оказаться похожим на бывшего полицая, которого чекисты ловят еще с сорок пятого года. А на самом деле халтуры тут и близко не было. И главное, они даже не собирались закрывать дело, которое их почему-то заинтересовало. А тем более – со спокойной душой передавать больного в руки штатской медицины. Нет, кагебисты устроили большой спектакль с якобы случайным посвящением моего друга-психиатра в самые секретные дела своего ведомства. Выражаясь бесхитростно, «синие канты» решили загребать жар чужими руками. В данном случае – руками моего наивного Бориса. Ему подсунули ровно столько информации, чтобы вызвать профессиональный интерес, – и ни на йоту больше. Не сомневаюсь, что с недавних пор и сам Борис под постоянным наблюдением «конторских», и его единственный друг в милицейской среде, то есть я.
Я поймал себя на том, что тяну руку к телефону, дабы немедленно позвонить Борису и запретить ему все дальнейшие игры в Шерлока Холмса. А еще лучше, чтобы он любой ценой избавился от двусмысленного совместительства в спецотделении. А лучше всего – держался бы от этого спецотделения на пионерском расстоянии. Мне почему-то не верилось в то, что таинственный пациент выйдет из своей нынешней палаты иначе как в гробу. Никто и никуда его не переведет.
Тут я механически глянул на часы: полчетвертого ночи! И, естественно, не позвонил. Однако на следующее утро по всем правилам внешнего оперативного наблюдения отследил, как Борис выходит из дому, проводил его до самой остановки восемнадцатого троллейбуса, убедился, что «хвост» ему, кажется, не прицепили, и последним вскочил в вагон.
Мой друг не имел привычки удивляться. Во всяком случае, не проявлял этого внешне. Поэтому обошлось без предисловий:
– Ты своим коллегам касательно метро из дому звонил или с работы?
– С работы. На дежурстве. Без свидетелей. С незапараллеленного телефона.
– Если начальство поинтересуется, почему ты звонил…
– Еще не интересовалось. Но я уже придумал.
– О вчерашнем разговоре забудь. А от совместительства тихо, но немедленно отбрыкайся.
– Считаешь, однажды на меня, как в том анекдоте, из унитаза посмотрят умные, усталые глаза майора Пронина?
– Возможно, уже смотрят. Ты мне вчера все рассказал? Или может, как всегда, забыл о главном? Только умоляю: без медицинских терминов и ассоциаций третьего круга.
– Постой… О выписке из второй истории болезни не рассказал. Впрочем, там только одна интересная штука. Приблизительно такое: «Процедуры соответственно назначению». Дата. И больше ничего. А на следующий день – обыкновенный перечень медикаментов и доз введения. И вот эти препараты очень любопытные. Их не применяют для лечения амнезии, зато они выводят из организма даже микроскопические остатки определенных препаратов, применяемых накануне.