Исчезнувший
Шрифт:
— Только попозже. Когда процедуры закончатся. Давайте в десять.
— О чем разговор! Часы сверять будем?
Глава 8
В больницу я приперся, как и обещал, к десяти. В руках имел пакет, в котором призывно позвякивали: бутылка шампанского для Лены и две бутылки водки для меня и других желающих, если таковые найдутся. Я по собственному богатому опыту знал, что таковые обязательно найдутся. Правда, совсем не был уверен, что мне будет дозволено присутствовать на гипотетической пьянке в больнице, но очень надеялся на это. А как иначе встретиться с господином Ломановым и составить с ним разговор, не вызывая подозрений?
Кроме спиртного, я прихватил с собой и закуску. Конфеты и фрукты — под шампанское, пельмени, общим весом в два кило — под водку. Если даже меня с позором изгонят, взяв только шампанское и все, что к нему прилагается, остальному я пропасть не дам. И два килограмма пельменей — не так уж много после ужасов сегодняшнего дня.
Потому что из больницы полушубок, как и грозился, отвез нас с Яном в отделение, где попытался проделать со мной то же, что его коллега Коль накануне. То есть, снять показания. И, надо признаться, добился в этом несколько больших успехов. Не от того, что был в большей степени профессионалом, а потому что сегодня я располагал кое-какими фактами. Но общий итог беседы полушубку все равно не понравился. И он с позором выгнал меня из кабинета — в этом у них с Колем случился паритет.
После меня в кабинет был затащен Литовец. Но лучше бы полушубок этого не делал. Потому что единственное, чем отметился напарник — напрочь испортил свой имидж крутого прибалтийского мужика, с ходу облевав стол полушубка, и все, что на этом столе было. А потом упал в обморок.
Приехавшая «скорая» полностью подтвердила мой диагноз, зафиксировав у Литовца серьезное сотрясение мозга.
Расстроенный полушубок долго показывал кулак отъехавшей «скорой», потом заметил околачивающегося неподалеку меня и еще раз обругал похабными словами.
Машину в гараж я отгонял в одиночку. Услышав, что выручки нет вообще, завгар Макарец испытал короткое замыкание в башке и даже разнос мне устраивать не стал.
— И Литовца тоже сегодня не будет, — добил я его.
— А с ним что? — тускло спросил Макарец.
— Ушиб головы. Слушай, Василич, давай, я за него ночную смену откатаю?
— И опять никакой выручки не привезешь? Ты что, издеваешься, Мешковский?
— Да ты что, Василич?! Как ты мог такое подумать? Я от чистого сердца.
— Нет. И вообще, две смены подряд — это опасно. Лучше простой, чем разбитая машина.
Таким, говорю, образом, два килограмма пельменей меня ни разу не пугали. Общение с типами вроде полушубка и Макареца — самое то для людей, страдающих отсутствием аппетита.
В фойе, как ни странно, новой охраны не было. Это могло означать что угодно. От того, что Ломанов уже покинул заведение, до того, что менты попросту запретили посторонним людям тусоваться в сейсмически опасном месте. И тот, и другой варианты были шиты белыми нитками, но существовало еще огромное множество промежуточных.
Я не стал зацикливаться на вычислении наиболее логически обоснованного. Я просто решил, что несколько позже в любом случае наведаюсь в палату знатного ресторатора, где и выясню причину А пока пусть все идет, как идет. И я негромко постучал в рифленое стекло двери.
Долго ждать не пришлось. Левая створка распахнулась, и передо мной предстала медсестра Лена. Несколько часов, прошедшие с момента взрыва, пошли ей на пользу — с лица сошло отрешенное выражение, и вдруг оказалось, что Лена очень даже ничего.
— Я пришел, — скромно сообщил я.
— Я вижу, — скромно согласилась она. — А у нас как раз процедуры закончились. Проходите.
Значит, не выгонят, — резюмировал я и, шагнув вперед, остановился на пороге напротив нее. В узком проходе это выглядело очень эротично — грудь к груди, причем, сознаюсь, два ее холма выглядели куда привлекательнее моей относительной равнины. Повыше халата все стало нежно-розовым от смущения. Мне это понравилось, но я не для этого останавливался. Я просто хотел уточнить одну деталь, которая вдруг показалась мне существенной:
— Леночка, а доктора уже ушли баиньки?
— Ушли, — кивнула она. — Вы проходите.
И я прошел. Но недалеко. Потому что, как-никак, был здесь не совсем местным, хотя и успел пережить не самый банальный эпизод своей жизни.
Леночка повозилась с запором и пошла вперед, тропя дорогу. Через десять метров мы свернули в боковое ответвление, и я увидел свет, льющийся в приоткрытую дверь. И услышал голоса. Судя по всему, наш путь лежал именно туда.
— Вы же сказали, что доктора уже ушли, — упрекнул я.
Леночка остановилась и обернулась. У меня что-то случилось с тормозами, и я врезался в нее — грудь в грудь. Второй раз за несколько минут. Но уже вплотную. Если дело и дальше так пойдет, страшно подумать, что будет к утру.
— Доктора ушли, — сказала она, еще раз мило покраснев. Никогда не думал, что это заразно, но тут почувствовал, что и мои щеки накалились. И вряд ли с мороза. Кажется, я тоже покраснел. Хотя и не так мило, как она. — Это дежурные. Да вы не бойтесь. Или вдруг застеснялись?
— Я?! Ни в коем случае. Я не трус! Я просто осторожный.
— Они не злые, не покусают, — и она, снова развернувшись, направилась к приоткрытой двери.
— Знаю, что не покусают, — пробормотал я ей вслед. — Не психушка же, натурально. Только береженного бог бережет.
В комнате, которая оказалась сестринской, пребывали трое. Две девицы в белых халатах — видимо, медсестры, и бородатый дядька в очках — очевидно, доктор. До нашего появления они пялились в телевизор, где шло какое-то шоу, и оживленно комментировали услышанное. Шоу было так себе, и комментарии на его фоне выглядели куда более умными. Хотя на самом деле до гениальности им тоже было далеко.