Ищи Колумба !
Шрифт:
– Так вот, ты удивляешься, почему я тебя ждал и откуда я знаю про головастых человечков. Ты знаешь, что когда-то они принадлежали мне?
– Знаю.
– Так как же я мог не ждать тебя! Должен же кто-то был проникнуться этой тайной и захотеть найти к ней ключ. А ключ-то у меня. Как же не придут ко мне? Придут, придут...
Я еще ничего не понимала, хотя, конечно, речь шла о наших человечках. Но о каком ключе и тайне он говорит?
– Подожди, я расскажу тебе все по порядку. Дело в том, что я умираю. Но не об этом речь. Мне давно уже пора умереть. Однажды я собирался умереть еще лет тридцать назад. Тогда-то я не очень горевал об этом. Горевал я только о том, что уношу с собой тайну.
Я опять перестала понимать, о чем говорит старик. Он, казалось, не видит меня и совсем забыл о том, что он не один. Речь его стала прерывистой, он говорил уже сам с собой.
Но вдруг старик резко сел в постели, и я увидела даже в полутьме, как на висках его трепещут жилки.
– Да, деточка, - и он чуть дотронулся до моей руки, - а ты умеешь плавать?
– Да, да!
– почти закричала я. Я еще не понимала смысл его путаных и странных вопросов, но теперь уже точно знала, что все это очень и очень важно. Что никакой он не сумасшедший и что я, может быть, сейчас узнаю такое... такое... что всю землю не жалко пройти пешком, чтоб узнать это. Я слушала его, и каждое его слово приближало меня к тому, что я пыталась разгадать всю жизнь, я и мама - мы обе.
– Ах, как это важно! Но, впрочем, это так и должно быть. Я говорю о том, что ты умеешь плавать. Да, но под водой?
– Да, да, - еще раз повторила я.
– Так вот, ты понимаешь, я владел тайной, но не мог ее никому доверить. Ты должна меня понять! Может быть, где-нибудь и были люди, ученые, которым было бы это не безразлично. Но вокруг меня не было таких людей, я их вообще не видел. Я видел людей, бьющихся в сетях трудовой жизни, и моя тайна им была не нужна. Поэтому я и не хотел ее дарить. Дарить тем, кому она не нужна. Ты понимаешь? А отдать ее какому-то далекому ученому, которого я никогда не видел и не знал! Может быть, он такой же безразличный, как и те, которых я видел. Разве так не могло быть? А тайна, которая засушена, уже никогда больше не расцветет. И я решил ждать. Я решил, что рано или поздно я встречу нужного мне человека. И я его встретил... да... Это было давно. Наверное, уже больше тридцати лет назад. Это была молодая женщина. Вот почти такая, как ты...
– Это была моя мама, - сказала я.
Калабушкин (а это был, как вы поняли, он) не удивился. Он только на минуту замолчал, а потом сказал:
– Об этом я не подумал. Но конечно, так это и должно было быть.
– А почему вы не доверили маме своей тайны?
– Просто так получилось. Я был болен, и мы потеряли друг друга из виду, но я, конечно, нашел бы ее. Я расскажу, какие мысли меня тогда посещали... Я все думал, что сейчас не подходящее время... Людям не до моей тайны. Надо, чтоб кончилась война, а потом люди еще долго будут лечить свои раны и думать совсем о другом, и все эти годы моя тайна им будет не нужна. И не только время должно пройти, должны прийти и новые люди. Так я думал. Не хилые дети, родившиеся в войну или сразу после войны, а вот как ты, и они должны быть сильными и выносливыми, сильными не только духом, но и телом. Понимаешь, мыслью об открытии Америки должен был "заболеть" не кто-нибудь, а именно Колумб. Вот и я ждал своего Колумба... Ну вот ты и пришла. Я жду тебя уже столько лет...
И вдруг неожиданно, так, что я вздрогнула всем телом, старик закричал:
– Ну чего ж ты ждешь, что тебе еще надо? Ты ждешь, чтоб я тебе сказал точно, где это, так? Ты за этим пришла? Но разве у Колумба была точная карта, разве он знал точно, разве ему кто-нибудь говорил, где искать Америку? Где же твое колумбово озарение? А я верил, что наконец дождался Колумба. Значит, я ждал напрасно все эти годы. Напрасно... зря...
Калабушкин замолчал. Я увидела, как на лбу его выступили крупные капли пота. И я молчала. Что я могла сказать ему? То, что я узнала про гору Мефистофель, было слишком неопределенно.
Вдруг старик успокоился как-то сразу и тихо-тихо, так что почти и не произносил слов совсем, а только двигал губами, сказал:
– Я тебе дам только одну подсказку, один намек...
– И тут же вдруг распалился, обозлился на меня, как будто я внезапно чем-то его обидела: Но ты не жди, что это тебе чем-нибудь поможет, не жди, не надейся! Если в тебе нет озарения, - он все больше и больше злился, - лучше уходи, поступай в институт, вяжи себе кофточки, только не лезь, пожалуйста, в Колумбы. Если в тебе нет священного огня... Ты где живешь? Ведь, кажется, в Крыму? Так вот один человек имел подозрение, что это у вас в Крыму. Он имел на этот счет целую теорию. Крым - благословенное место... Это место всегда привлекало людей...
А я снова услышала в комнате какой-то звук. Еще какие-нибудь часы? Звук нарастал. Вдруг я поняла, что это стучит мое сердце...
В полутьме комнаты меня ослепил свет солнца, и отблеск его на морской волне бил прямо в глаза. Я увидела большие корабли, необычайные, невиданные корабли, огромные, как плавучие города, а на них люди настоящие великаны, они ведут свои корабли в тихую широкую бухту. На берегу этой бухты город - белый мраморный город с высокими колоннами, а за городом на фоне синего неба четко вырисовывается острый ехидный профиль горы...
Я даже не поняла, что сказала вслух:
– Я нашла гору Мефистофель, я...
Вдруг ужас сковал мне губы. Старик задрожал мелко-мелко, потом тело его и голова начали дергаться, и я увидела, что он плачет. Я бросилась к нему:
– Что с вами?
Он ничего но мог сказать, все плакал и плакал, а потом наконец сказал:
– Господи! Наконец-то я дождался!
– А потом еще сказал: - Садись и слушай. Понимаешь, я знал, всю жизнь знал, что все это правда...
Потом он притянул мою голову и стал шептать мне в самое ухо:
– Второй такой прекрасной тайны нет на всей земле. И она достанется тебе, в награду за то, что ты поверила. Так вот я не знал только, где это - может, в Индии, может, в Африке. Но зато я знаю тайну этой горы, понимаешь? Никто не найдет там ничего, хоть туда придет целая армия, а ты найдешь одна...
Старик помолчал минуту. Ему трудно было говорить, дыхание его было хриплым.
– Подбородок Мефистофеля купается в море, и прямо под ним вход в пещеру. Входи в нее. Но это еще не все. Из пещеры войдешь в тоннель, ты войдешь туда, и... перед тобой будет стена. По этой стене, по стене, понимаешь, отсчитаешь шесть метров, если стоять лицом к горе, то вправо, и там... там будет расщелина. Это и есть вход.
Старик задрожал, и я испугалась, что он снова сейчас заплачет. Но это была нервная дрожь.
– Такой тайной еще никто не владел на земле, - снова повторил он, и я ему верила.
Я молчала, и он тоже молчал. Потом я чуть слышно, одними губами только, так, что я даже сама не поняла, сказала я или только подумала:
– А письмо вы написали?
И он сразу ответил:
– Конечно, я. Оно было к тебе.
Я даже подскочила:
– То есть как это ко мне?
– А ты разве не понимаешь? Тот человек, который должен был наконец это сделать, он должен был и понять в этом письме особый знак. Только один-единственный человек мог разглядеть этот знак.