Ищите девочку
Шрифт:
– Абсолютно ничего необычного, Константин Андреевич. Все по заведенному распорядку. Но, знаете, это ни о чем не говорит, – бизнесмен невесело улыбнулся. – Во всем, что не относится к работе, я довольно рассеян. Имеется во мне такое обыкновение – уйти с головой в «производственные» думы и не замечать элементарных вещей. Но знаете, случись в непосредственной близости что-то вопиющее – я бы заметил.
– Не сомневаюсь, – вздохнул Максимов. – Возьмите ваше фото, Игорь Николаевич, у вашей дочери весьма запоминающееся лицо. Она действительно милый ребенок…
– У вас есть дети? –
– Такая же, – усмехнулся Максимов. – Хотя немного постарше. Сложный возраст – вам еще предстоит.
«И черты трагически погибшей супруги начинают доминировать, – подумал он с внезапно нахлынувшей тоской. – Этот взгляд внимательных глаз за ежевечерней пиццей…»
– В таком случае вы должны понимать и разделять мои чувства, Константин Андреевич. – Каляжный нахмурился, вспомнив, очевидно, о своем высоком и недосягаемом положении. – Я реалист и отчетливо понимаю, что найти мою дочь – бледный шанс из тысячи. Прошу сделать все возможное. Очень прошу. Настоятельно прошу. О размере вознаграждения можете даже не беспокоиться – сами назовете цифру.
– Возможное-то мы сделаем, – пробормотал Максимов. – Но вот как быть с невозможным?.. Расскажите о ребенке, Игорь Николаевич. В двух словах.
Коммерсант изобразил подобие улыбки.
– Она такая озорница, право слово, выдумщица… В мать пошла. У той тоже в голове бурлили фантазии. Я помню, как в позапрошлом году Варюша впервые в сознательном возрасте посмотрела фильм «Один дома». Он потряс ее! Я натыкался на какие-то веревки, подвешенные ведра, искусственные сопли из магазина приколов, из-под меня уезжало кресло, предметы, к которым я прикасался, имели свойство убегать… С Валентиной, впрочем, у нее такие номера не проходили – строгая женщина. В два счета хвоста накрутит. Хотя и любит Варюшу без памяти.
– Если правильно понимаю, ребенок постоянно находится под присмотром?
– Пожалуй, да, – призадумался Каляжный. – Увозит в школу Илья, привозит Илья. В школе завуч и местная охрана имеют строгое предписание не спускать с ребенка глаз. Дома – Валентина. Даже во дворе Варюша гуляет под ее присмотром. Понимаю, для формирования личности этот надзор не совсем уместен… Но вы же знаете, что творится в наше время!
– Тем не менее вашего ребенка умыкнули… Вам не кажется, что ваша дочь одинока в постоянном кольце воспитателей и надсмотрщиков?
– Я не деспот, Константин Андреевич, – резко отбил Каляжный. – Я многое понимаю и стараюсь из множества зол выбирать наименьшее. Если в чем-то не прав – то отнюдь не из-за нелюбви к ребенку.
– Хорошо, простите, Игорь Николаевич. У вас есть идеи? Кто бы это мог быть? Подозрения, зацепки? Явно работали люди, знакомые с распорядком дня вас и ваших близких.
– Ну, не знаю, – коммерсант развел руками. – На шофера и домработницу я бы грешить не стал. Люди проверенные, глубоко порядочные. Да и деньги, которые я им плачу… не думаю, что эта сумма наводит на мысль, как бы покрупнее мне нагадить. А что касается работы… Не имею, знаете ли, привычки знакомить подчиненных с распорядком дня своих близких.
– Решительно? – уточнил Максимов.
– Разве только секретарша, – бизнесмен немного покраснел. – Овсянина Нина Михайловна. Возможно, пару раз в приватной беседе я и упомянул… Но она не болтунья, можете поверить.
– Ага, – намотал на ус Максимов. – Это не та секретарша, что приняла звонок от похитителей?
Каляжный кивнул.
– Она самая. Женщина не болтливая и… порядочная.
– Я могу с ней поговорить?
– Да ради бога. Хотя, знаете… – Лицо преуспевающего коммерсанта затянула тень сомнения. – Мне бы не хотелось, чтобы вы появлялись в офисе. За Ниночку… простите, Нину Михайловну я уверен как за себя, но кто знает – а вдруг похитители ведут скрытое наблюдение? Поймут, что проводится следствие, и тогда Варюша… Знаете, я даже к вам ехал с мерами предосторожности. Полчаса кружил по дворам.
– Это несложно, – улыбнулся Максимов. – Передайте Ниночке… простите, Нине Михайловне, что ровно в час дня она должна подойти к бюсту Покрышкина, что на Красном проспекте, обойти его сзади и присесть на любую свободную лавочку. У этой достойной женщины имеются особые приметы?
Каляжный не уловил иронии в словах сыщика.
– Родинка на левой щеке.
«И мокрые ресницы…» – добавил про себя Максимов и протянул руку.
– Будем надеяться на лучшее, Игорь Николаевич. Постарайтесь сильно не переживать.
Пребывая в задумчивости, он вернулся в офис. Подчиненные обленились настолько, что не соизволили даже поменять позы. Но Максимов сегодня был добренький.
– Интуиция подсказывает мне, дорогие коллеги, что дело, невзирая на внешнюю загадочность, несложное. Беремся гуртом. Отправная точка – серая «Квеста». Вижу сквозь туман две версии. Либо иномарку специально готовили к преступлению (во что лично я не верю – слишком громоздкая и трудоемкая работа; есть множество более дешевых способов отъема ребенка). Либо именно наличие серой «Квесты» и осведомленность о такой же у Каляжного подтолкнули преступников к мысли о похищении. Но это говорит о недалекости злоумышленников. Сколько в городе серых «Квест»? Десятка четыре?
– За сутки не успеть, – резонно отвергла Екатерина. – Даже если допустить, что ГАИ забросит все свои дела и помчится на розыск серых «Тойот», а опера начнут талантливо и изобретательно трясти их владельцев…
– А преступник не обязан быть владельцем серой «Тойоты», – мудро заметил Лохматов. – И при чем здесь, черт возьми, деликатность? Мы переполошим весь город!
– И девчонку прикончат, – хрустнул пальцами Вернер. – Помяните мое слово, коллеги, виновата в похищении домработница. Или шофер. Так всегда и бывает – самые преданные и надежные люди на поверку оказываются двуличными.
– Всегда? – блеснула яшмовыми глазками Екатерина.
– Почти, – не смутился Вернер. – Присутствующих и их патологическую преданность частному сыску и лично господину Максимову, восходящую к абсурдной вышине, попрошу не трогать. Подними он нам зарплату – и упомянутая преданность пронзила бы страто-сферу.
– Не пора ли слетать в банк, о мудрейший? – наклонила головку Екатерина. – Твоих подачек нам хватает на четыре дня безбедной жизни. Остальные двадцать шесть живем как на Гаити.