Исход земной цивилизации: Война
Шрифт:
– Господин, помогите… - прошептала скрученная наложница испуганно, а Тара молчала, равнодушно глядя на страдания подруги… подруги ли?
– Мне казалось, что вас не интересуют, как живут наложницы, - поразмыслила Ривка, понимая, что для него они просто расходный материал; трудно было представить, что он часто захаживал в эти покои.
– Вы пришли поглумиться надо мной?
– Они-то в чем виноваты?
– евнух испуганно хлопал глазами, глядя на испуганную Аконит.
– Много лишнего говорят, - бросила Ривка на шумерском с сильным акцентом.
– Полноте, это всего
– тут же рассудил евнух, видимо, становившийся частым свидетелем подобных склок между любовницами принца.
– Они видят в вас угрозу своему месту в обществе господина!
Ривка сощурилась, понимая, что не стоит совершать опрометчивых поступков, и, отбросив нож, отпустила волосы Аконит, тут же отползшей в сторону.
– Полагаю, ваша светлость недооценивает тот факт, что такой как я здесь не место. И лица ваших наложниц могут в скором времени оказаться обезображены.
– Ты хочешь, чтобы я запер тебя, Ребекка?
– он подошел ближе и больно схватил ее за плечо, но на ее лице не дрогнул ни один мускул.
– Я не твоя игрушка, Нинурта, - злобно прошептала она ему на ухо, - я жена твоего брата, и я предпочитаю заточение твоей постели.
– Евнух Пан, - позвал он.
– Приготовьте Ребекку к ночному визиту, - бросил он и, взметнув длинным плащом, покинул помещение, больше не сказав ни слова.
– Господин, вы не накажете ее?
– ошеломленно бросила ему в спину Аконит, но, поймав злобный взгляд Ривки, сжалась в комок.
Лишь тяжело вздохнув, Ривка развернулась и пошла в свои покои, думая над тем, что Нинурта мог и впрямь запереть ее, и вспышкам гнева, подобным сегодняшней, не стоило более давать выхода. Безответственно поддаваться эмоциям, учитывая, что на нее возлагает надежды весь мир. Вот только Нинурте было глубоко плевать на это, он просто превратил ее в свою подстилку.
Стоило ли брыкаться или просто плыть по течению? Ривка была зла на саму себя, она была зла на то, что нибируанцы не понимали человеческих ценностей, а также, судя по всему, им было чуждо понятие чести и уважения. Она не была нибируанкой, хотя в жилах ее текла их кровь. Ее принципы только приближали ее к простым людям, а значит, стоило бороться с несправедливостью любыми способами
И когда евнух и две служанки пришли за ней, рассчитывая подготовить для господина, они обнаружили Ривку, нашедшую единственный способ испортить “товар” - она нарисовала себе усы перманентным суперстойким черным маркером, а также изрисовала всё тело каракулями, среди которых кое-где прослеживались затейливые проклятия царской семьи на иврите, которых, конечно же, никто из нибируанских слуг не смог бы распознать.
– Что вы наделали, госпожа!
– евнух Пан почти потерял сознание, увидев сие творение - неправильная, в его понимании, наложница сидела нагишом на туалетном столике, рисуя похабные символы на внутренней стороне бедра и смеялась до слез, представляя разгневанное лицо Нинурты - особенно удался рисунок, где жирный боров с ехидной мордой берет сзади человечка, отдаленно напоминавшего наследного принца.
– О, Великий Ану, что же это такое!
– Вы еще гениталии с крылышками не видели!
–
На ее пояснице действительно были нарисованы два огромных, но кривых, из-за того что творить было неудобно, мужских достоинства с херувимскими крыльями, а задницу украшали два неказистых глаза…
…Нинурта, предвкушая единственное наказание, способное привести эту женщину в чувство, зашел в свою спальню и остановился в дверях, глядя на совсем другую наложницу.
– Тара, что ты здесь делаешь? Где Ребекка?
Она поднялась с мягкой улыбкой, источая привычное тепло обожания. Ее смуглая кожа будто бы подсвечивалась изнутри ярким пламенем горевшего ночами напролет камина.
– Ребекка не смогла прийти, господин, из-за женских дней, - сообщила она единственную вещь, которая могла на время ослепить Нинурту; Тара была великолепна, ее упругая грудь и маленькие темные соски виднелись под светлой прозрачной тканью одного из бесподобных платьев, в которые Нинурта любил наряжать своих девиц.
Но, зная Ребекку, он, конечно же, не обманулся кошачьим взглядом и красотой Тары, быстро оказавшейся рядом и ловкими пальцами расстегивавшей пуговицы его золотого кафтана. Он остановил ее руки, а затем, развернувшись, вышел из спальни, бросив, чтобы к его возвращению ее здесь не было.
Он никогда не посещал комнаты наложниц, однако за сегодняшний вечер ему улыбнулось это сделать уже дважды. Ребекки в ее покоях не оказалось, зато из-за запертой двери ванны доносилось ведьмовское хихиканье и плеск воды. Открыв дверь, он увидел странную картину: Ребекка, находясь по пояс в воде, подвергалась агрессивному оттиранию жесткими мочалками чего-то непонятного с тела, а под носом ее чернели усы с завитушками. Служанки, намочившие платья, краснели и пыхтели, оттирая последствия невероятного художества с ее кожи.
– Ваша светлость!
– не сразу заметили его они за тяжелой работой, и тут же поклонились, бросив нелегкое дело, а Ривка встала, демонстрируя незатейливые рисунки по всему телу, которые все никак не смывались.
Её улыбка оказалась и вовсе сногсшибательной - зубы превратились в ряд клавиш рояля, черный маркер давал ощущение, что они просто выбиты через один.
В воздухе витал дивный аромат ацетона, которым, похоже, и пытались смыть краску с вдохновенной художницы. Слив ванны с ревом всосал в себя остатки воды.
– Ты больная на всю голову, - констатировал Нинурта, сдерживая улыбку и глядя на потускневший рисунок себя любимого, которого имел в зад огромный жирный хряк.
– Зачем же уродовать свое прекрасное тело?
– В следующий раз искупаюсь в кипятке, чтобы у вас не возникло и…
– Довольно! Все вон, - приказал он, и служанки испарились с поклоном, не забыв запереть дверь; Нинурта, расстегнув оставшиеся пуговицы кафтана и стянув штаны на пол, ступил в широкую ванну, включив воду.
– Неужели ты думаешь, что эти усы действительно изуродуют твое личико?
– он мягко поднял ее за скулы, обхватив их пальцами.
– Или же, что эти каракули меня остановят?