Исход. Том 2
Шрифт:
И все же Мусорщик был предельно осторожен. Он перебегал от машины к машине словно клоп, скользящий по ровной глади стекла, обходя двухместную машину Малыша с левой стороны, устремляясь сквозь все увеличивающиеся зазоры. Вот двухместка уже под углом девяти часов слева от него, теперь семи, теперь шести, теперь прямо позади него. Теперь прибавить расстояние от него до этой сумасшедшей…
— Ах ты гад, стой на месте!
Мусорщик замер, стоя на четвереньках. Он обмочился, а его мозг превратился в безумную, бьющую крыльями птицу паники.
Он медленно поворачивался, шейные сухожилия
— Я т-только про-проверял дорогу вниз, — услышал Мусорщик свой собственный голос, — чтобы удостовериться, ч-что на поб-поб-побережье чисто…
— Конечно — на четвереньках ты проверял. Я сейчас прочищу тебе твое побережье. А ну, иди сюда, гад!
Мусорщик каким-то образом смог подняться на ноги и даже удержался на них, схватившись за дверную ручку машины справа. Одинаковые жерла пары сорокапятикалиберных пистолетов Малыша казались не меньше одинаковых жерл туннеля Эйзенхауэра. На этот раз он действительно смотрел смерти в лицо. Он знал это. И на этот раз никакие слова не могли спасти его.
Мусорщик вознес молчаливую молитву темному человеку: «Пожалуйста… если на то будет воля твоя… я отдам жизнь за тебя!»
— Что там? — спросил Малыш. — Авария?
— Туннель. Битком набитый. Вот почему я вернулся, чтобы сказать тебе. Пожалуйста.
— Туннель, — простонал Малыш. — Старый, лысый Иисусе Христе! — Он снова нахмурился. — А ты не врешь, гад?
— Нет! Клянусь, нет! Был знак «Туннель Эйзенхауэра». По-моему, так он назывался. По-моему, так и было написано, но у меня не получается читать длинные слова, я…
— Закрой пасть. Далеко?
— Миль восемь. Может, и больше.
Малыш на минуту замолк, глядя на шоссе в западном направлении. Затем перевел сверкающий взгляд на Мусорщика:
— Ты хочешь сказать, что эта пробка растянулась на восемь миль? Ах ты лживый мешок дерьма! — Малыш нажал на курки обоих пистолетов, но не до конца. Мусорщик, который ничего в этом не понимал, завизжал по-бабьи, закрыв глаза руками.
— Без дураков! — визжал он. — Без дураков! Клянусь! Клянусь!
Малыш смотрел на него тяжелым долгим взглядом. Наконец он отпустил курки.
— Я тебя убью, Мусорщик, — сказал он с жуткой улыбкой. — Я отберу у тебя твою вшивую жизнишку. Но сначала мы вернемся к той свалке на дороге, которую объехали сегодня утром. И ты столкнешь ту тачку с обрыва. А потом я вернусь и найду дорогу в объезд. Но я ни за что не брошу свою тачку, — добавил он раздраженно. — Никогда и ни за что.
— Пожалуйста, не убивай меня, — пролепетал Мусорщик- Пожалуйста, не надо.
— Если спихнешь ту тачку в пропасть меньше чем за пятнадцать минут, я, может быть, и не трону тебя, — сказал Малыш. — Ты мне веришь?
— Да, — поспешно заверил его Мусорщик. Но он уже заглянул в эти сверкающие сверхъестественным блеском глаза, и он уже не верил
Они вернулись к затору, Мусорщик шел впереди Малыша, с трудом переставляя непослушные ватные ноги. Малыш шел жеманной походкой, его кожаная курточка тихо поскрипывала своими потайными складками. На кукольных губах играла легкая, чуть ли не сладкая улыбочка.
Когда они подошли к затору, уже почти стемнело. Микроавтобус по-прежнему лежал на боку, трупы трех или четырех пассажиров, сплетение рук и ног милосердно скрывал быстро убывающий свет. Малыш обошел фургон и встал на обочине, разглядывая то место, по краю которого они проехали около десяти часов назад. Одна колея от колес его двухместной машины все еще была видна, другая же исчезла вместе с насыпью.
— Нет, — сказал Малыш таким тоном, будто кто-то собирался ему противоречить. — Второй раз здесь уже не проехать. Сначала нужно постараться расчистить дорогу. Ты помалкивай, говорить буду я.
На одно мгновение Мусорщику пришла в голову мысль броситься на Малыша и попытаться столкнуть того с обрыва. Но тут Малыш повернулся. Его поднятые пистолеты были небрежно направлены в живот Мусорщика.
— Признавайся, Мусор. У тебя ведь были на уме дурные мысли. И не пытайся это отрицать. Я у тебя в башке читаю, как в книге.
Мусорщик протестующе затряс головой.
— Не делай со мной ошибочек, Мусор. Во всем мире это самое главное, что тебе не следует делать. А теперь за работу — выталкивай этот фургон. У тебя на все про все пятнадцать минут.
Рядом на разбитой центральной полосе был припаркован микроавтобус «Остин». Малыш распахнул дверь для пассажиров, нечаянно вспоров раздувшийся труп девочки-подростка (ее рука упала на его кисть, но он с небрежным видом отбросил ее, словно это была куриная косточка, которую он только что обглодал), и сел на ковшеобразное сиденье, свесив ноги наружу. В прекрасном расположении духа он жестикулировал оружием перед сгорбленным, дрожащим Мусорщиком.
— Теряешь время, приятель! — Запрокинув голову, он запел:
«Вон Джон-дурак идет с лопатой, Одно яйцо он потерял, растяпа!»— Ох… вот так-то, Мусорщина — трахательная машина, давай, вживайся в образ, у тебя осталось двенадцать минут, давай, осел, обопрись на правую ножку и…
Мусорщик уперся в микроавтобус. Сдвинул ноги и толкнул изо всех сил. Микроавтобус сдвинулся, возможно, дюйма на два к склону. В сердце Мусорщика стало расцветать самое стойкое из всех сердечных растении — надежда. Малыш был непредсказуемым, импульсивным, тем, кого Карли Йатс и его дружки по бассейну называли «сумасшедший, как крыса из уборной». Может быть, если он действительно спихнет автобус в пропасть и тем самым расчистит путь для драгоценной машины Малыша, этот сумасшедший, может, и оставит его в живых. Может быть. Наклонив голову, он ухватился за края корпуса микроавтобуса и толкнул изо всех сил. Боль пронзила недавно обожженную руку, и он понял, что нежная тонкая наросшая ткань скоро лопнет. И тогда боль превратится в муку.