Исход
Шрифт:
По совету Марка Ари разрешил и другим журналистам подняться на борт «Исхода». После этого они стали громко требовать пропуска в караолосские лагеря.
Сесиль Бредшоу был готов к нападкам, но никогда не думал, что они достигнут такой небывалой резкости. Совещание следовало за совещанием — гавань в Кирении попала в центр внимания всего мира. Теперь уже никак нельзя было разрешить «Исходу» поднять якорь; для британского престижа это обернулось бы настоящей катастрофой.
Генерал Тевор-Браун тайно вылетел на Кипр, чтобы взять командование в свои руки.
Его
— Мне хотелось поговорить с вами, Алистер, прежде нем Сазерленд передаст мне дела. Я, конечно, получил ваше письмо. Можете говорить не стесняясь.
— Я бы сказал, сэр, что это дело оказалось не по силам Сазерленду. С ним происходит что-то непонятное. Колдуэлл сказал мне, что у него каждую ночь кошмары. Ночи напролет, вплоть до самого утра, он расхаживает по комнате и все время читает Библию.
— Проклятье! — воскликнул Тевор-Браун. — Брюс всегда был отменным солдатом. Надеюсь, все останется между нами. Мы должны отстоять его.
— Конечно, сэр, — ответил Алистер.
Кирения, Кипр, АСН
От нашего специального корреспондента
Генерал сэр Кларенс Тевор-Браун, знаменитый своими славными победами в пустыне, инкогнито высадился ночью в никосийском аэропорту. Сэр Кларенс был в штатском, и его прибытие держалось в секрете. Появление на сцене Тевор-Брауна свидетельствует о том, что Уайтхолл глубоко озабочен историей с «Исходом». Весьма возможно, что произойдут перемены в политике, а то и в руководстве.
Марк поднялся на борт «Исхода» и попросил, чтобы к нему в рубку привели Карен. Он нервничал, пробираясь по забитой детьми палубе. Дети были бледны, от них дурно пахло: для мытья воды не хватало.
Ари сидел в рубке, невозмутимый, как всегда. Марк передал ему сигареты и несколько бутылок бренди.
— Как дела на берегу? — спросил Ари.
— С прибытием Тевор-Брауна, похоже, ничего не изменилось. Газеты по-прежнему шумят о вас, даже больше, чем я ожидал. Послушайте, Ари. У вас, как и у меня, это дело выгорело на славу. Вы добились, чего хотели: вон какой фонарь посадили англичанам. Однако у меня есть сведения, что они не пойдут на уступки.
— Что вы этим хотите сказать?
— А то, что можно завершить это дело чертовски эффектной концовкой. Высадите детей на берег, и, когда англичане повезут их обратно в Караолос, мы развернем такую кампанию в газетах, что весь свет будет рыдать.
— Китти послала вас с этим предложением?
— Оставьте, пожалуйста! Вы только посмотрите на детей. Они валятся с ног.
— Они знали, на что идут.
— И вот еще что, Ари. Боюсь, что мы достигли вершины в нашей газетной шумихе. Конечно, мы еще на первых полосах, но если завтра Фрэнк Синатра заедет какому-нибудь газетчику в рыло в ночном кабаке, то мы сразу окажемся на задворках.
В рубку вошла Карен.
— Здравствуйте, мистер Паркер, — поздоровалась она тихо.
— Привет, детка. Вот тебе письмо от
Она взяла письмо и передала конверт для Китти. От посылки, как и всякий раз до этого, отказалась.
— Господи, у меня не хватает духу признаться Китти, что она отказывается от ее передач. Девочка больна. Вы заметили синие круги под глазами? Еще пара дней, и вы бед не оберетесь на этом корабле.
— Мы говорили о том, как поддержать интерес публики. Поймите, Паркер. Мы ни за что не вернемся в Караолос. Четверть миллиона евреев по всей Европе ждут, и только мы одни можем помочь им. С завтрашнего утра мы объявим голодовку. Тех, кто не выдержит и свалится с ног, вынесем наверх и положим на палубу, чтобы англичане могли налюбоваться вдоволь.
— Вы чудовище… вонючее чудовище, — прошипел Марк.
— Называйте меня, как хотите, Паркер. Думаете, мне приятно обрекать сирот на голод? Дайте мне какое-нибудь другое оружие. Дайте что-нибудь, с чем я мог бы броситься на эти танки и миноносцы! У нас ничего нет, кроме нашего духа и нашей веры. Две тысячи лет нас избивали и уничтожали. Но этот бой мы выиграем.
ГЛАВА 32
На «Исходе» объявлена голодовка! Дети предпочитают голодную смерть возвращению в Караолос.
Выждав две недели, пока шумиха, поднятая газетами, не всколыхнула весь мир, Ари Бен Канаан неожиданно перешел в атаку. Это уже не была игра в поживем-увидим; ситуация с детьми вынуждала англичан принять четкое решение.
За борт «Исхода» вывесили огромную доску, на которой по-английски, по-французски и на иврите менялись надписи:
Голодовка, час 1…
Голодовка, час 15…
Двое мальчиков и пятнадцатилетняя девочка потеряли сознание; их положили на верхнюю палубу…
Голодовка, час 20…
Десять детей лежали без сознания на палубе.
— Ради Бога, Китти! Перестань ходить, сядь!
— Уже двадцать часов. До каких же пор это будет продолжаться? У меня просто не хватает духу пойти на набережную. Карен тоже лежит на палубе?
— Я сто раз говорил тебе: нет!
— У этих ребятишек вообще слабое здоровье, а тут еще две недели на проклятом судне. Это подорвало их последние силы.
Китти затянулась сигаретой и принялась нервно теребить волосы.
— Этот Бен Канаан просто зверь.
— Я много думал над этим, — сказал Марк, — очень много. Боюсь, нам никогда не понять того, что движет этими людьми. Ты когда-нибудь была в Палестине? Это мертвая пустыня на юге, выветрившаяся степь посередине и сплошное болото на севере. Вонючая выжженная дыра, окруженная плотным кольцом смертельных врагов, которых не меньше пятидесяти миллионов. И все же они валят туда сломя голову. Они называют эту дыру Землей Обетованной, где течет молоко и мед… Они поют песни о брызгалках и оросительных каналах. Две недели назад я сказал Бен Канаану, что у евреев нет монополии на страдание, но теперь начинаю сомневаться. Ей-богу, начинаю сомневаться. Какова же должна быть мера страдания, чтобы люди стали такими фанатиками!