Исход
Шрифт:
Китти вступила в лихорадочную борьбу со смертью. Но это было все равно что пытаться вычерпать океан наперстком. Пока она приводила в чувство одного ребенка, заболевали трое других. У нее не было ни лекарств, ни воды, вообще ничего. Единственное, что помогло бы — пищу, — Китти использовать не могла.
Голодовка, час 81…
Семьдесят детей лежали без сознания на раскаленной палубе «Исхода».
У английских солдат на набережной Кирении появились признаки неповиновения. Многие, рискуя попасть под военный трибунал, требовали, чтобы их заменили.
Голодовка, час 82…
Карен
Голодовка, час 83…
Китти вошла в рубку и в изнеможении упала на стул. Она проработала без перерыва тридцать пять часов и валилась с ног от усталости. Ари налил ей виски.
— Выпейте, — сказал он. — Вы-то в голодовке не участвуете.
Китти проглотила виски и попросила еще. Вторая порция вернула ей силы. Она уставилась на Ари Бен Канаана. Какой он сильный. Осада на нем почти не отразилась. Китти смотрела в его холодные глаза и пыталась угадать, что Ари замышляет. Она спрашивала себя, испытывает ли Ари страх, знает ли вообще, что такое страх, озабочен ли, потрясен ли происходящим.
— Я рассчитывал, что вы придете ко мне гораздо раньше, — сказал он.
— Не стану вас просить, Ари. Но, Господи, надо ли так?.. Там, на палубе, дети на пороге смерти. Я просто докладываю, как добросовестный пальмахник. Они вот-вот умрут. Каковы будут указания?
— Меня столько оскорбляли, Китти, что я не обращаю на это внимания. Кстати, ваши гуманные чувства продиктованы заботой обо всех детях или только о ком-нибудь одном?
— Вы не имеете права задавать мне этот вопрос.
— Вы хотите спасти жизнь одной девочки. А мне нужно спасти жизнь четверти миллиона людей.
Она поднялась.
— Я пойду работать, Ари. Но скажите: вы ведь знали, отчего мне так хотелось попасть на «Исход». Почему же разрешили?
Он повернулся спиной и взглянул на море, где стояли на вахте крейсер и миноносец.
— Может быть, потому, что мне хотелось видеть вас.
Голодовка, час 85…
Генерал Кларенс Тевор-Браун ходил по кабинету Сазерленда. Дым сигар заполнял комнату. Тевор-Браун несколько раз останавливался и смотрел в окно в сторону Кирении.
Сазерленд выбил трубку, взглянул на бутерброды на чайном столике.
— Присядьте, сэр Кларенс, выпейте чаю.
Тевор-Браун посмотрел на часы и вздохнул. Он сел, взял бутерброд, оглядел его, откусил кусочек, но тут же швырнул еду на стол.
— Мне совестно есть сейчас, — сказал он.
— Да, эта история не для тех, у кого есть совесть, — ответил Сазерленд. — Две войны, одиннадцать должностей за рубежом, шесть наград, три ордена. А оборвала карьеру кучка безоружных детей. Блестящий конец для тридцатилетней службы, не так ли, сэр Кларенс?
Тевор-Браун опустил глаза.
— Я знаю, вам нужно поговорить со мной, — сказал Сазерленд.
Тевор-Браун налил себе чаю.
— Послушайте, Брюс. Если бы по мне…
— Чепуха, сэр Кларенс. Вы тут ни при чем. Это не вы, а я должен чувствовать себя неловко. Я ведь подвел вас. — Сазерленд поднялся. — Я устал. Ужасно устал.
— Мы добьемся для вас полной пенсии, а отставка пройдет без шума. Можете положиться на меня, — сказал Тевор-Браун. — Послушайте, Брюс. По дороге сюда я остановился в Париже и долго беседовал с Недди. Рассказал ей о ваших трудностях. Старик, если вы будете действовать умно, то сможете сойтись с ней опять. Недди рада вернуться, а вам она теперь понадобится.
Сазерленд покачал головой.
— Между нами все кончено. Если нас и связывало что-нибудь раньше, так это была моя служба в армии. Только на этом держался наш брак.
— У вас есть другие планы?
— Со мной что-то произошло здесь на Кипре, в особенности за последние недели. Можете не верить, но я не считаю, что потерпел поражение. Наоборот, у меня такое чувство будто я выиграл что-то очень важное. Нечто такое, что я давным-давно потерял.
— А именно?
— Правду. Помните день, когда я согласился на эту должность? Вы сказали тогда, что единственное царство, где правят добро и справедливость, это Царствие Небесное, а на земле правит нефть.
— Очень хорошо помню, — сказал Тевор-Браун.
— Так вот, — продолжал Сазерленд. — Я много думал об этом с тех пор, как началась история с «Исходом». Всю жизнь я знал, что такое правда, и умел отличить добро от зла. Большинство людей это умеет. Но знать, где правда, это одно… А вот жить по правде, создавать Царствие Небесное на земле — это совсем другое. Как часто приходится делать в жизни вещи, о которых знаешь, что они постыдны, и все-таки делаешь, потому что того требуют твои интересы. Как я всегда восхищался теми немногими, кто умел постоять за свои убеждения, хотя бы это и угрожало позором, пытками и даже смертью. Как чудесно должно быть ощущение душевного покоя, которое испытывают они. Ощущение, которое мы, обыкновенные смертные, никогда не узнаем. Возьмите Ганди… Я поеду в ту дыру, которую эти евреи называют Обетованной Землей. Я хочу посмотреть на Галилею, Иерусалим… на все это.
— Завидую вам, Брюс.
— Может быть, я поселюсь где-нибудь в окрестностях Сафеда или на Канаанской горе.
В кабинет вошел майор Алистер. Он был бледен, его рука дрожала, когда он протянул Тевор-Брауну бумагу. Тевор-Браун читал бумагу, перечитывал и не мог поверить своим глазам.
— Да смилуется Господь над всеми нами! — прошептал он и протянул бумагу Сазерленду.
Экстренно
Ари Бен Канаан, представитель «Исхода», заявил, что, начиная с завтрашнего дня, десять добровольцев будут ежедневно в полдень лишать себя жизни на капитанском мостике на виду у британского гарнизона. Эти акции протеста будут продолжаться до тех пор, пока «Исход» не получит разрешения сняться с якоря.
Бредшоу в сопровождении Хамфри Кроуфорда и еще нескольких помощников оставил Лондон и направился в мирную тишину своего небольшого загородного дома. До начала самоубийств на «Исходе» осталось 14 часов.
Он сильно сплоховал в этом деле. Во-первых, не учел решимости и упрямства людей на борту. Во-вторых, недооценил размеры шумихи, которая поднялась во всем мире. И главное, дал захватить себя врасплох, так что теперь Бен Канаан попросту навязывал ему решение. Бредшоу был упрям как бык, но он умел проигрывать, и теперь лихорадочно искал какой-нибудь компромисс, чтобы выйти из этой истории с честью.