Исход
Шрифт:
— Ты совсем спятил? — Надя оглянулась, прикидывая, сколько времени автоматчикам потребуется, чтобы прибежать на ее крик. Без оружия она себя чувствовала, словно голая. — Не вздумай открывать клетку!
— Не буду… — Он продолжал кормить Раю сквозь прутья, отрезая от головки кусок за куском. — Кушай, родная. Вкусно тебе? Ну, что же ты рычишь? Сразу все не пролезет. Ты ведь поняла в прошлый раз, когда приезжала, что мы с ней спим? Вы, женщины, всегда такие вещи сразу понимаете… Я влюбился. И мы хорошо жили, хоть и тайком, но у нас ведь было все, чего в это проклятое время можно желать! Музыки не было. Но мы танцевали при свечах, я напевал, Раечка смеялась. Я ее любил. А волосы Раечкины и сейчас люблю, хоть они и грязные, вон какие лохмы… А раньше прогоняла меня: не смотри, пока не причешусь, я со сна опухшая и некрасивая! Теперь не гонит.
— Капитан, пойдем, а? Лучше выпей еще и ложись спать. — Надя осторожно коснулась его плеча. — Сам знаешь, сейчас это может случиться с каждым.
— Я не ценил нашего счастья. Всего-то нам было отпущено несколько дней, а я не ценил. — На слова Нади Капитан не обратил внимания. — Я все придумывал, куда бы нам сбежать с ней, как это устроить, где жить. У меня родня в Нижегородской области. Бабушка пока жива была, я каждое лето там отдыхал. Все знаю, каждую тропинку. Но как туда добраться… Рая боялась. Не хотела уезжать. И правильно — что бы я делал, если бы она обернулась по пути? Мне пришлось бы ее убить. А теперь я могу кормить ее сыром.
У Нади затряслись губы, но она сдержалась, лишь шумно сглотнула. Вот почему необходим сухой закон! Люди и без того на грани безумия, все, без исключения, а если еще и напьются — жди беды. Но она смотрела на чудовище, которое помнила воздушной блондиночкой. Может быть, не слишком умной, зато доброй и действительно очень красивой. Раиса и здесь носила каблуки, отказалась выйти из образа «офисной красавицы». Надежда не смогла промолчать.
— Ты все-таки должен убить ее, Капитан. Если любил — убей то, что от нее осталось. И поклянись убить меня, если я завтра вот в это превращусь! Не смей ставить на мне эти эксперименты, не смей травить меня, мучить, делать уколы, не смей!
— Тебе есть разница? — Отправив за решетку последний кусок сыра, Капитан уселся на пол и посмотрел на Надю снизу вверх. — Ладно, убью. Потом порубим тебя топором и скормим другим мутантам. Но если не хочешь, Рае от тебя не дадим ни кусочка. Я ей колбаски принесу. Вкусной, копченой, у меня припрятано… Для нее. Только для нее.
Мутант, увидев, что пища кончилась, жалобно и в то же время угрожающе заворчала и отползла в угол клетки. Надежда опустила занавеску, но Капитан ухватил краешек и приподнял, чтобы снова смотреть на Раису. На его губах играла пьяная улыбка. В этот момент со стороны лаборатории раздался крик, почти тут же ругань, и по коридору побежали дежурные с автоматами наперевес. Решив, что случай самый подходящий, Надя бросилась за ними. В лаборатории царил беспорядок, но она помнила: для доктора Беленького это в порядке вещей. Вот только теперь доктор лежал на полу, а Пушкин делал ему искусственное дыхание. Он явно учился этому и с задачей справлялся, по крайней мере, именно так Надя видела это в кино. Но Беленький не двигался.
— А что я мог заметить через открытую дверь? — оправдывался один из бойцов. — Он спиной ко мне сидел! То писал, то какие-то смеси готовил. Шприца у него не было, клянусь, я порядок знаю! Потом пришел этот майор, они поговорили о чем-то с час, и Беленький послал его на склад со списком. Крош пошел с ним, я остался. А доктор голову на стол положил и сидит. Он часто так, все знают! Откуда я знал, что он отключился?!
Белоглазов стоял тут же, у стены. Сложив руки на груди, он наблюдал за стараниями упрямого Пушкина. «Тоже студент из медицинского? — с усмешкой думал майор. — Не старайся, парень. Когда я пришел, пульса уже не было и тело начало остывать. Длинный список он мне дал, и неспроста. Не случайность это, нет. Доктор баловался, баловался, а потом решил „уйти на передоз“, как говорят в некоторых кругах. Потому что вы, недоучки, не больше меня представляете, что мог доктор наук намешать из того, что вы ему носили со склада…»
— Ого! Какая прелесть! — Капитан, которого совсем развезло, оперся о дверной косяк. — Пушкин, да ты по морде, по морде ему дай, а не целуйся!
Боец оторвался от посиневших губ Беленького, в которые тщетно пытался вдуть воздух, и устало поднялся.
— Бесполезно. Он чем-то накачал себя, а мы даже не знаем, чем. Тут же… — Он обвел рукой столы, по которым были разбросаны разнообразные коробочки. — Тут чего только нет!
— И что мы Новосибу скажем? — мрачно спросил тот автоматчик, что прозевал самоубийство Беленького. — У нас только двое осталось, из тех, кого он привозил… Ну, и еще майор.
— Майор нам ничем, боюсь, не поможет… — Капитан хихикнул и покачал головой. — Боюсь, нам вообще никто уже не поможет. А Новосибу скажите, что выхода нет и все бесполезно. Только лучше через закрытую дверь. А то я за него не ручаюсь.
Капитан, пошатнувшись, вышел.
— Вот сам ему и скажи… — тихо проворчал Пушкин. — Ты здесь комендант, ты за все и отвечаешь. А мы скажем, что ты последнее время напиваешься каждый вечер, все по Рае своей тоскуешь. А на дело тебе давно наплевать!
— Смотрите, записка! — Надя шагнула к столу и взяла испещренный мелким почерком листок. — Только я ничего разобрать не могу…
— Когда я пришел, он уже был под сильным воздействием чего-то, — сказал Белоглазов. — Мы поговорили, и он все повторял, что есть у него одна идея, на которую он не может решиться. Я сказал ему, что терять нечего, надо рисковать. Тогда он составил список и попросил меня сходить на склад, потому что ассистенты якобы все путают. Думаю, он сам не очень понимал, что писал.
Девушка попыталась хоть что-то разобрать. «Я принял это решение»… «Нет ни малейшего смысла»… Сама не зная, зачем, Надя принялась рвать листок на мелкие кусочки. Кому нужны предсмертные сопли наркомана-самоубийцы? Ее охватывала паника, хотелось куда-то бежать, спасаться. Там, в группе, они вместе занимались общим делом и верили, что спасение может прийти отсюда, с этой секретной базы. Теперь последняя надежда, бережно лелеемая в самой глубине души, рухнула. Она боялась посмотреть на тело доктора Беленького, чтобы не позавидовать ему.
— Слышал я, есть в Москве пророк, Новый Иеремия, — сказал вдруг Белоглазов. — Проповедует вроде бы, что люди должны стать как звери и так очиститься пред Господом. Думаю, все наоборот: мы просто не должны стать зверями, дорогие мои, а остальное уже не в нашей воле. Я поговорю с Новосибом.
— Нет уж, пусть комендант говорит! — мстительно сказала Надя.
Вдали, возле клеток, грохнул одинокий выстрел. Все переглянулись, но никто не сдвинулся с места.
— Наверное, все же я поговорю с Новосибом, — повторил майор. — Только нужно выспаться и все обдумать.