Исход
Шрифт:
— А — да. Совсем из головы вылетело…
Утром мы набиваемся в 'два-шесть', словно селёдки. Роту, как обещано, мне не дали. Только тех, кто смог набиться в отсек вертолёта. Грузоподъёмности машины хватает на семь десятков человек, точнее, не грузоподъёмности, а грузовместимости. Транспортник раскручивает винты, вздымая облака пыли, тяжело взмывает в небо. Лететь нам четыре часа, так что неудобства переполненного отсека как-нибудь перетерпим… Шум двигателя ощутимо давит на уши. Но всё искупает мелькающая за окном панорама. Проскакивают мимо нас бескрайние степи, блестящие полосы рек и пятна озёр, неровные бугры лесов. В стороне остаются синие вершины горного хребта. Вот бы где полазить нашим геологам! Но вскоре яркая вспышка бьёт по глазам, это солнечные лучи отражаются от идеально ровной глади моря. Или океана. Толком мы пока ничего
— Брум, мы на подходе. Десять минут.
— Понял. Принято.
Поднимаю вверх ладонь, привлекая всеобщее внимание, два раза сжимаю и разжимаю растопыренные пальцы. Мой вещмешок со всем необходимым в ногах, автомат на груди, всё остальное на своих местах. Скорость снижается. Причём ощутимо. А вскоре мы замираем на месте. Машина плавно снижается, толчок, открывается аппарель, и меня обдаёт солёным густым воздухом. Бескрайняя синева воды испятнана кучей останков катастроф и пропаж… Против ожидания, я не ощущаю того гнетущего состояния, которое давит на психику в места гибели людей. Вот есть у меня такая способность. Странная для всех, обычная для меня… Замираю на месте, напрягая все свои ощущала, и… Да. Непонятная уверенность во мне растёт с каждым мгновением. Все эти корабли, самолёты и прочее попало сюда без людей. Костя удивлённо смотрит на меня, а я наклоняюсь, подбираю горсть белоснежного песка, пропускаю его сквозь пальцы. Песчинки вытекают из ладони тонкими струйками.
— Ты чего?
— Да…
Машу рукой.
— Если я не ошибаюсь, то на скелеты или живых мы здесь точно наткнуться не сможем. Кажется мне так. Почему то…
Инженер смотрит на меня странным взглядом, но тут вмешивается сержант Куприн, командующий взводом. Он из 'стариков', и знает меня уже года три.
— Брум дело говорит. Его чуйка нас раз пять от укропов спасала. Так что верь. Что дальше?
— Если мне память не изменяет — там за дюнами есть родник. Вроде ка был обозначен на кроках. Разбейте пока лагерь, а мы осмотримся оттуда…
Показываю на близлежащий песчаный холм, густо поросший высокой травой, затем двигаюсь к нему. Ноги вязнут в песке, он осыпается под подошвами привычных берец, которые на мне, несмотря на тёплую погоду, поэтому подъём даётся мне с трудом. Да ещё плотно уложенный вещевой мешок за спиной, по неискоренимой привычке наёмника не бросать имущество где попало… Словом, когда я одолеваю кручу, то спина хб мокрая, а на груди выступили соляные пятна. Делаю жадный, но короткий глоток из фляги, полощу рот, выплёвываю воду на песок. Достаю из кармашка бинокль, подношу к глазам. Линзы послушно приближают ко мне картину бухты, и мне вновь становится не по себе. Корпуса, корпуса, обломки самолётов… Страшно, честно говоря. Танкера, сухогрузы, углевозы, новенький контейнеровоз под либерийским флагом, вся верхняя палуба которого плотно забита синими одинаковыми ящиками… Громадный танкер, как бы не двухсот тысячник… Пресловутый 'Боинг'. А чуть поодаль от него я узнаю ударный американский 'Апач'. И, кажется, в довольно приличном состоянии. А это что? Мать честная! Настоящий 'Тандерболт', прошитый от хвоста до носа аккуратными дырками. Из песка высовывается нос подводной лодки времён Второй Мировой. Я не знаток, но, кажется, это немец. Как бы не океанская 'девятка'. Впрочем, вытащим — узнаем. Похоже, что тут целая куча всего, разных эпох и народов. Застывший в последнем усилии кнорр и римская либурна, наш, славянский насад, и то ли каррака, то ли неф. Не могу понять. А там — клипер… Внезапно вертолёт с грохотом запускает турбину и словно прыгает в воздух, на ходу закрывая аппарель. Бойцы машут пилотам вслед кулаками, орут, кто-то сдёргивает с плеча автомат, но горячего парня резко остужают более опытные товарищи. Рация трещит, а машина, накренившись, набирает скорость. Хвала Богам, я не выключил связь!
— Брум, срочный вызов! Нападение на город!
— Что?!
Костя смотрит на меня расширенными глазами, затем переспрашивает:
— Чего случилось?
— На город напали!
— Как?! Кто?
— Я знаю не больше твоего! Только это и сказали!
— Мать!
Он опускается на песок, затем вскакивает, снова садиться. От группы бойцов, увязая в песке, к нам спешит кто-то из солдат, но мы уже скатываемся вниз. Обгоняя нас струи белого песка, как ручьи воды, спешат к подножью.
— Советник! Что за…
— На город напали! Больше ничего сказать не могу.
— Так какого х… он нас оставил?!
— Не знаю.
Тяжело дыша, взмыленные мы добираемся до всех остальных. Куприн встречает меня отборным матом, но взмах руки заставляет его заткнуться.
— Тихо!
Постепенно все умолкают, и я напрягаю горло:
— Перед стартом пилоты передали, что на город совершено нападение, и они срочно вылетают. Это всё, что мне известно!
Бойцы взрываются гомоном, криками, руганью, но я выпускаю короткую, на два патрона очередь в небо. Все замолкают, а я командую:
— Рация у меня слабенькая, но тут этого добра навалом! Найдите что-нибудь рабочее!
Тот час люди устремляются к кладбищу, я скидываю мешок с плеч, опускаюсь на песок. Снова достаю мундштук своей фляги, делаю глоток. Теперь можно не экономить. Родник мерно журчит совсем рядом. Ещё глоток. И вдруг меня словно ударяют ножом под дых. Охаю, пытаюсь набрать воздуха, и вдруг леденею. В голове стучит одна мысль: 'Кто?!' Потому что такое со мной происходит лишь тогда, когда кто-то из членов моей семьи покидает этот мир… Можете не верить, но вот такое оно… Шестое чувство…
Глава 8
…Пожарища на месте сгоревших домов. Забитая корова, лежащая посреди поля, с вырезанными кусками мяса. Разбросанные тряпки. И… Угли на месте моего дома. От них тошнотворно несёт палёным мясом и жжёной пластмассой. Везде пятна крови. Рядом стоит Владыка Войны с перевязанной бинтом головой и бормочет:
— Понимаешь, никто даже подумать не мог. Сонные, апатичные. Мы их даже за людей нормальных не считали, по большому счёту. Безобидными казались. И вдруг — на тебе…
Я молчу, а он продолжает бубнить:
— Придут, посмотрят, уйдут. Всегда молчат. Мы их не трогали, не обижали. Вчера пришли, как всегда. Только больше их было, чем обычно. Смотрели половину дня. А потому вдруг завыли, и началось… Ножи. Палки. Копья…
— Много ещё?
Я с трудом выдавливаю из себя эти слова, но ВВ понимает, что я хочу спросить. Машет рукой:
— Да нет… Сто десять человек. Так что можно сказать, что отделались лёгким испугом… Слишком внезапно всё, вот, поначалу и растерялись. Все потери на первые минуты пришлись…
Соображает, что сморозил, бледнеет, когда я рывком разворачиваюсь к нему и схватив за грудь, ору:
— Лёгким испугом?! Я жену потерял! Сын в госпитале лежит! У дочери рация не отвечает!!! Лёгким испугом?!
Отшвыриваю его со всей силы, а она у меня не маленькая. Мужчина отлетает в сторону, хочет что-то сказать, но понимает, что сейчас лучше промолчать и меня вообще не трогать. Снова машет рукой, уходит вверх по улице, а опускаюсь на лавочку, которую сделал своими руками и где мы с Ириной любили сидеть последнее время. Вроде бы уже не дети, своих двое взрослых детей, а тут эта клубника… Словом, словно впервые встретились. Я вспоминал, как у нас всё началось… В первый раз в жизни решил познакомиться с девушкой в кино. И — на тебе. Что же мы тогда смотрели? 'Золотое Путешествие Синбада'… Потом вышли вместе, решили погулять. Она приехала к двоюродному брату… И как то так вышло, что я пригласил её в гости к себе. В деревню. Девушка не чинилась, дала согласие. Только не сразу, а спустя некоторое время. Когда дадут новый отпуск. Год мы переписывались, потом я ездил встречать её в аэропорт, но, увы. Она не прилетела… Оказалось, что банально перепутала даты и пропустила рейс. Села на поезд, сама добралась до нас. А я ушёл на работу. Вернулся уже за полночь, потому что работали в три смены, а она мирно дремала возле двери квартиры… Пробыла у меня трое суток. Мы гуляли, я показывал окрестности, познакомил со своими друзьями. Потом она вернулась к себе. Ну а я не выдержал, и спустя два месяца в свою очередь, приехал к ней. И больше мы не расставались. Сначала дочь. Потом — сын. Было всякое. И ругались, и ссорились, и даже хотели развестись. Но вовремя одумались. А потом… Словом, я знал одно — чтобы со мной или с ней не случилось, мы друг друга не бросим. Никогда. И всегда будем вместе. Если… И это случилось… Теперь я смотрю на пожарище, ставшее ей могилой, и кляну себя, что пошёл у Иры на поводу. Она очень не хотела пользоваться оружием, несмотря на приказ всем. Поэтому упёрлась, как могла только она, насмерть. А сумей жена нажать на курок своего штатного пистолета… Может, и выжила бы. Не знаю… От сидения на пепелище меня отвлёк Вовка. Приковылял на костылях, сел рядом, тяжело вздохнул: