Исиза Тан Бул
Шрифт:
– Привет тебе Исида!
– Я тебя люблю ужасно.
– Я фаворит твой! Мне бы сидеть у порога да в очи твои глядеть. И я любви желаю! Не чужой я тебе – друг верный.
К щекам женщины прихлынула кровь, очи полыхнули огнём. С минуту продолжалось молчанье.
– Будь покоен, ты во мне, как Солнце в храме.
Тейя подняла к небу очи благодаря, что есть на свете человек, который чествует и возвышает её. Но не произнесла она его имя, дабы не навредить этому имени, не дразнить в ком-либо свирепого зверя – зависть. Голова её упала на подушки: всё шире развёрзалась перед нею пропасть историй – без дна и без желания на избавление. Нежное её лицо выражало волю, гордость и силу. Голубка более походила на орлицу.
– Так ты будешь ко мне добра?
Белые зубы женщины сверкнули в улыбке.
– Отчего же мне не быть доброй, – сказала она.
Тейя ещё не называла его сновидцем, это пришло позднее. Сон о воинских сборах, которым он утешал её, являлся недостаточным, чтобы обратить внимание на его притязание сновидца, а об остальных снах, будто бы его посещавших, он не упоминал. Последний разительный сон был значителен по своему замаху замысла. И Амономах выкладывал его. В этот час откровенности женщине случилось выслушать сон, умалчивать о котором он не собирался. Тейя, будучи любопытной женщиной, выслушивала его с живейшим интересом и даже порой чего-то выпытывала. Увлечённая тайной мирта и им прежде взволнованная, она не могла – слушая фаворита – избавиться от боязливости, которую приписывала своей женственности и поэтому старалась её преодолеть. Ведь чувство это имело объективное основание. Она, встревоженная вопиющим «сном» для народа, слушала его. Она признавала необходимость такого сна и как первая слушательница была сном покорена.
Сон – предмет отвлечённой идеи, Амономах рассказывал с закрытыми глазами, негромким, порывисто повышающимся голосом, явно волнуясь и просил Тейю слушать его как можно спокойнее.
– Прошу тебя, не прерывай меня никакими вопросами, не тревожься от сна и не плачь! – говорил он.
– Как можно, Амономах! – отвечала Тейя. – Я знаю, какой мне быть. Я буду спокойна, а как только мне станет не по себе, я вспомню, что это лишь сон и то меня охладит.
– Мне снилось, – начал свой рассказ Амономах, – будто я был на вершине башни, один над народом, что бродил вокруг выси, на которой я стоял. Стопы мои опирались о вечный камень и мысли мои были так же ленивы, как моё тело. Вдруг на меня и на башню упала тень, так будто туча скрыла солнце, а воздух наполнился могучим грозовым трепетом. Когда я взглянул вверх, оказалось, что надо мной кружит огромный орёл, от него-то и падала тень. Меня обдало ветром, птица обхватила меня лапами и, гребя крылами, понесла вверх от земли.
– Это чудо! – воскликнула Тейя. – Но я тревожусь, ведь тебе следовало призвать о помощи.
– Нет! И нет! – ответил Амономах. – И по понятным причинам, ведь вокруг башни не было никого, кто мог бы меня услышать и, ведь у меня захватило дыхание, от того я и не мог закричать.
– Конечно Амономах, ты не мог проявить слабость.
– Мало того, на душе у меня было радостно, мне подумалось, что я давно этого ждал. Обхватив меня когтями перед собой так, что его клюв был над моей головой, а ноги свисали вниз, он склонил свою голову и оценил меня своим широким глазом. Потом он раскрыл железный клюв и сказал: «Не слишком ли крепко сжал я тебя неодолимыми своими когтями? Знай и не тревожься, я слежу за железными когтями, и они не причинят вреда твоей плоти! Горе мне, если я причиню тебе порчу!» Я спросил: «Кто ты?». Орёл ответил: «Я – птица, образ крылатого Солнца. Ты – дитя моего огня, будешь переселён, так решено Эшмуном». – «Но почему?» – спросил я. ««Не спрашивай», – сказал ширококрылый орёл, – вопросов никто не задаёт во вселенной. Такова воля Дуумвира, вопросы за чертогом задают лишь суду Маат – Двух Истин: не мудрствуй, лучше не касайся словом о непостижимости!» После такого предупрежденья сердце моё было полно радости.
– Было ли тебе грустно улетать от земли на орлиных крыльях, и что значит этот сон.
– Я был отнят от Матери Земли и не мог ничего изменить, но мне казалось, что я ожидал этого многие лета. И это ожидание было велико и великим было то, что происходило со мной.
– Я удивляюсь такому чуду! – сказала Тейя.
– Прими во внимание, что после короткого полёта орёл сказал мне: «Погляди вниз, сын мой, на сушу и на море, какими они стали!» И суша была запружена воинственным народом, а море боевыми длинными лонгами. Скоро в облако погрузился со мною орёл и крылья его намокли, но в серо-белой пелене виднелись золотые проблески. На влажных тучных островах стояли в серебренных доспехах сыны неба и воины небесной рати. Они глядели на меня из-под руки Эшмуна, а звери, лежавшие на подушках, поднимали носы и обнюхивали ими ветер моего полёта. Но когда я пролетал мимо их, они опускали носы и опускали глаза. И вот я спросил птицу: «Куда же и на какую высоту ты несёшь меня?» И орёл ответил: «На высоту самую высшую, дитя моё, ибо мне велено доставить тебя к сокровищнице жизни, мира и благословенья, в самый адетон Великого Дворца Эшмуна. На вершине престол величия, который ты будешь каждодневно обслуживать. Ты будешь стоять перед Дуумвиром и отпирать и запирать покои мира, и выполнять всё, что тебе велит престол Абсолютной Сущности! Ты будешь привратником для народа и ключником у народа!» Я сказал орлу: «Если я избран и выделен среди смертных, то так и быть. Это для меня не совсем неожиданно».
Тут я увидел страшную, из вечного камня, крепостную стену, зубцы которой были усыпаны небесными воинами Мелькарта. Они до пят прикрывали себя крыльями и ноги у них были как начищенная медь. Два смелого вида воина, с гордыми складками между бровями, стояли рядом опираясь руками о копья и крутые щиты. Орёл сказал мне: «Они – Тот и Тиннит.» Далее я услышал, как Тот сказал Тиннит: «За десять тысяч миль чую я его запах. Скажи мне, чем пахнет рождённый смертной женщиной, не гнушающийся разбоем и в чём достоинство того, кто возник из капли белого семени моего. Почему этому герою дозволено подняться на Высшее Небо и нести службу возле нас?» Тиннит испуганно приложила палец к губам. А Тот сказал: «Я полечу предстать перед Двуликим и отважусь сказать слово, ведь я знание солнечного луча и молнии, и мне заказано говорить.» И он полетел к Двуликому лицу.
И через небеса, через сферу, полные восхвалявших Эшмуна эфирных теней, везде, ко мне присоединилось по несколько теней от каждой высоты, так что, спереди и сзади, орла и меня сопровождали стаи крылатых существ. Крылья их шуршали, как шуршат листья в лесу. О Тейя, верь мне! Я созерцал огнезданный покой солнца и было в нём семь огненных алтарей окружённые семью ратями небесного воинства. В покое главенствовал Мелькарт облачённый в роскошные священнические одежды жара. Крыльями жара, будто руками, он приносил жертвы и столбы дыма вздымались над алтарями всесожжения, неся запах Дуумвиру. Оно взяло меня и повело за руку, оно было голое и украшено золотыми запястьями и бусами, кончики крыльев касались его пяток. На лице были тяжелые веки и широкий нос, его рот улыбался, но Двуликое лицо не поворачивало ко мне головы: одна грудь у него была мужская, а другая – женская.
Светлая и мягкая почва была так приятна моим подошвам, что поднявшаяся во мне волна восторга докатилась до самых глаз. Передо мной и позади меня, стояли дети Эшмуна. Я видел повсюду сверкающие кольчуги и бесконечные полчища теней, сгрудившихся вокруг меня и поющих военную песнь. Они плыли колоннами, штандартами и боевыми конями. Я видел вращающиеся колёса колесниц с горевшими ободьями. Светлая и мягкая почва была так приятна моим подошвам, что поднявшаяся во мне волна восторга докатилась до самых глаз. Передо мной и позади меня, стояли дети Эшмуна.
А у моей цели искрился огненными камнями Вечный Город, в котором стоял Собор Сот(ф)ии23, выстроенный из света сапфира и к нему, мы направились с толпами воинов. Я вошёл в срединный колонный зал и долго следовал между колонн к престолу Иссиды. Воздух напоен был женским ароматом. Собрание женщин восклицало:
«Свята, свята, свята, мать Исида, мир исполнен материнством твоим!»
И тут толпившиеся вокруг трона керубы прикрыли себе крылами лицо, и двуликое лицо сказало мне: «Спрячь, и ты лицо своё!» – я закрыл ладонями лицо, но поглядел сквозь пальцы. Женщина Мать перевоплощалась в брата близнеца – Тота.
– Скажи ради бога: ты видел две головы? – Спросила Тейя?
– Я видел, как он возник в сапфировом свете, – отвечал Амономах, – и была в нём грозная величественность. Волосы его светились и весь он был в угрозе, но подглазья у Тота были усталые и глаза его вглядывались в меня, когда я приблизился.
– Мне кажется, – сказала Тейя, – то были глаза приниженной Тиннит!
То были Отец и Мать, и я пал ниц. Тут раздался голос Эшмуна:
«Подойди ближе, дитя Аштарет! Ибо ты будешь стоять у моего трона устами Белого Света24. И под началом будет всё моё воинство, ибо я вольюсь в образ Эшмуна и пусть он будет благосклонен ко мне.»