Искатель, 1961 №5
Шрифт:
Одно крепко тревожило старика — состояние Прилежаева. Если прежде, только открыв глаза, он совал босые ноги в заплатанные меховые сапоги — торбаса и, голый до пояса, выскакивал для зарядки на мороз, то последние дни Ивану Иванычу приходилось будить его по нескольку раз. И зарядку стал пропускать: тогда он — и на шурфовке и дома на промывке проб — ежился от холода, а движения его делались совсем расслабленными. Даже взгляд Андрея Николаевича потускнел. Все свободное время он молча лежал на нарах, подложив сцепленные пальцы рук под голову.
Скажет
Иван Иваныч безуспешно ломал голову, стараясь понять, что такое приключилось с парей Андреем? Нефедов знал все каверзы таежной зимы. Скоро придется ей, трусливо поджав хвост, убегать от весны на далекий север. Она мстит, приберегая напоследок свои самые злые и неожиданные пакости. Конечно, и он сам и Наташа очень исхудали, ослабли от непосильной работы и животами маются, а все же не то! Уж не цинга ли? Он стал еще внимательнее приглядываться к Андрею Николаевичу, но никаких признаков страшной болезни не заметил: и зубы не шатаются и синеватых точек на теле незаметно. Теперь дядя Ваня заставлял всех раз по шесть в день пить «лимпопо». Так прозвали геологи довольно гнусное пойло: смесь противоцинготного настоя из хвойных игл с водою из минерализованного источника «чудо-ключ».
Несколько глотков напитка подбадривали измученных людей, но действие его на Андрея Николаевича оказывалось кратковременным.
…За десять дней хмурой погоды удалось довести до плотика еще три шурфа. Зато все пробы — и старые и новые — были промыты. Геологи высчитали по ним среднее содержание золота. Полученные данные они тщательно записали на бересте.
— Все в «ажуре», как в хорошей бухгалтерии! Скоро можно будет запасы подсчитывать, — от улыбки высохшие, потрескавшиеся губы Наташи плотно облепили десны. Иван Иваныча больно кольнуло в сердце.
«Ничего! Деньков через пять в путь-дорогу тронемся! Харча хватит», — успокаивал он себя.
В этот яркий морозный день все трое работали «на рысях». Через день-два они отправятся вверх по реке…
Только Андрей Николаевич — сегодня и он не чувствовал привычной усталости — частенько потирал покрасневшие глаза. «От дыма щиплет», — думал он.
— К ночи надобно все прикончить, — бросил на ходу Иван Иваныч, — буран поднимается! Вишь, над гольцом курится.
Он тащил вместе с парей Андреем санки с каленым камнем к последнему шурфу.
Наташа колдовала у костра: подбрасывала сушняк, подправляла валуны. Взглянув на реку, она заметила, что шурфовщики исчезли в двух смежных трубах. Чтобы ускорить исследование месторождения, они работали сегодня порознь, привязавшись сыромятными ремнями к вплавленным в лед ломам.
Вдруг девушка услышала на реке скрежещущий треск.
«Подземный толчок», — догадалась она и бросилась к шурфам, разбрызгивая ногами воду, хлынувшую по
На бегу заглянула в ближайшую ледяную яму: она быстро затоплялась. В это время из соседнего шурфа выбрался весь мокрый Иван Иваныч и, не замечая Наташи, бросился к ледяной трубе, где работал Прилежаев. Упершись ногами в лом, он изо всех сил тянул за ремень. Но он не подался даже тогда, когда за него ухватилась и Наташа.
— Зацепился! — крикнул Нефедов страшным голосом. Он наклонился над быстро наполнявшимся шурфом: пари Андрея не было видно, одна шапка всплыла.
Мгновенно скинув дошку, девушка нырнула вниз головой в ледяную воду, скользя пальцами по мокрому ремню. Под руку Наташи попался крюк — только этим утром Андрей Николаевич вморозил его в стену, — за него и зацепился ремень.
Нырнув еще глубже, она нащупала длинные волосы.
Через минуту все трое уже обсыхали у костра…
После ледяного купанья никто даже не простудился: жарко натопленное зимовье, горячая лежанка и лекарства сделали свое дело.
Но зато приключилась другая беда: Андрей Николаевич неожиданно почувствовал острое жжение в глазах.
«Неужели конъюнктивит? — ужаснулся он. — Если не лечить — слепота!»
В аптечке Наташа ничего подходящего не нашла. Одно спасение — сидеть в темноте! Медвежьим пологом обгородили угол Андрея Николаевича. Но и это не помогло: боль не торопясь вонзала зубы в воспалившиеся глаза, а рези в животе усилились: подчас он еле удерживал стоны.
Чем меньше оставалось у Прилежаева надежды на спасение, тем чаще и настойчивее думал он о жене.
На рабфаке он избегал девушек: не мог, да и не пытался найти с ними общий язык. И вот он увидел Валю Тагилову— высокую, со светлыми волосами, на редкость молчаливую и сдержанную. Но Андрею запомнились только глаза: большие, серые и очень строгие… Ему показалось, словно его толкнули в грудь. Совсем новое чувство! Ни восторг, ни печаль, а нечто особенное, непостижимое — миг избрания. Но сказать о своем чувстве он не мог… Видеть Валю хотя бы издали стало для него большим счастьем; Андрей был полон смиренной благодарности человека, который истинно любит…
Они окончили рабфак, перешли в институт. Он все больше привязывался к Валюте, ясно понимая, что она та единственная, без которой немыслима жизнь…
Они поженились, и вот уже скоро семнадцать лет, как они вместе и в радости и в горе.
Неужели они никогда больше не увидятся?
Еще труднее становилось Прилежаеву от черных дум, которые неотступно, словно гнус таежный, преследовали его и днем и ночью. Разве ему, слепому, добраться теперь до Байкита? А ослабевшим дяде Ване и Наташе не под силу его тащить. Подчас он скрипел зубами: все их труды и муки пропадут даром. И Валюта останется вдовой, одна!..