Искатель, 2014 № 10
Шрифт:
— Расскажите, как вы подружились с Настей и как расстались…
— Да мы, собственно, не расставались, — сказал Антон. — Просто Настя стала последнее время сама не похожа на себя. Непонятно, что она хотела. Хотя понятно. Всеми фибрами души и тела стремилась скорее умчаться за границу. Спала и во сне видела себя в Италии. Придумала для себя сказку. Ей казалось, что там сущий рай. Я пытался переубедить ее, приоткрыть ей глаза, но она упорно стояла на своей идее фикс. «Что ты будешь делать, когда у тебя закончатся деньги? — спрашивал я. — Ведь у тебя нет там ни родственников, ни друзей, ни работы, ни крыши над головой». — «Пойду работать», — отвечала Настя. «Но без образования и профессии ты там никому не нужна. Для того чтобы устроиться хотя бы гувернанткой, нужна рекомендация, а у тебя ее нет», — убеждал я ее. Но Настя была непоколебима: «Сниму жилье, буду изучать язык и подрабатывать. Мир не без добрых людей…»
— Вы сказали, что она стала такой в последнее время. А что, на ваш взгляд, на нее повлияло?
— Трудно судить об этом, но мне показалось, что это произошло с ней, как только в ее жизни появился отец, с которым она не виделась с малых лет. Возможно, я ошибаюсь, но не без его влияния Настя продала квартиру. И ее замысел о поездке за границу он поддерживал, хотя сама идея об учебе в Италии пришла к ней намного раньше…
Все были против того, чтобы Настя уезжала за рубеж, продавала квартиру, а вот отец словно был рад этому. «Только отец меня понимает и во всем поддерживает», — твердила Настя. А в чем он поддерживал?! Помог продать квартиру да деньги взял на сохранение. А настоящей поддержки никакой ей не обещал, да и не мог обещать, ибо сам не работал…
— Мне сказали, что вы были слишком назойливы по отношению к Насте. Старались добиться ее расположения и даже пытались ей угрожать, — прервал парня Косарев.
— Ах, вон что! Вы меня подозреваете в исчезновении Насти. Да, был назойлив. Я любил ее и считал, что за свою любовь надо бороться и желать любимой добра. Я хотел как лучше, твердил ей постоянно, что она умница и может здесь многого добиться — окончить институт, получить престижное место. Однако она не старалась меня понять. Настя не отказывала мне во встречах, но и не проявляла особых чувств ко мне, как это было раньше. И тогда я заявил ей, что так просто ее не оставлю, буду бороться за нее, за свою любовь. Я словно чувствовал, что с ней может что-то случиться. И, по-вашему, это была угроза с моей стороны?
— Где вы были тридцатого июля днем и вечером? — спросил Косарев.
— Это была пятница. С утра был на занятиях, потом гулял по городу, а вечером был в спортзале, смотрел соревнования.
— Вы не видели в этот день Настю?
— Видел. Мы встретились с ней возле ювелирного магазина в полдень. Обменялись несколькими фразами. Договорились вечером встретиться. Она спешила оформлять документы.
— Вы не заметили, куда она направилась?
— Настя побежала через площадь к машине белого цвета. Кажется, это был «жигуленок».
— У нее не было знакомого, у которого есть похожая машина?
— Я не знаю об этом. Возможно, это был частник или знакомый ее отца.
— А у вас нет знакомых, у которых «Жигули» белого цвета? — пристально посмотрел на парня капитан.
— Есть. Валерий Павлухин. Но он уже неделя как в отъезде — в командировке на Урале, — спокойно ответил Архипенко.
— А кто сидел в машине, поджидавшей Настю?
— К сожалению, я находился далеко и не мог рассмотреть.
— Настя больше вам не звонила?
— Нет. Вечером я неоднократно пытался дозвониться до нее, но ее телефон молчал. Потом позвонил ей домой. Настина бабушка, с беспокойством в голосе, ответила: «Насти нет дома, несмотря на то что уже поздно. Она никогда так долго не задерживалась. К тому же не позвонила ни разу и на звонки не отвечает». Я успокоил Клавдию Васильевну, но сам встревожился. Всю ночь не спал, а утром позвонил опять. Бабушка сказала, что Настя дома не ночевала. И тогда я посоветовал ей бить тревогу — идти с заявлением в милицию или в прокуратуру, подавать в розыск…
— Попрошу пока никуда не отлучаться из города. Если станет что-либо известно о судьбе Насти — звоните немедленно, — предупредил Косарев.
— Я тут вспоминал нашу последнюю встречу с Настей, перебирал все детально в памяти, и мне показалось, что в тот день, когда мы распрощались с Настей, к ней подходил мужчина, по описанию Насти, очень похожий на ее отца. Он направлялся к Насте как раз со стороны той машины, которая ждала ее. Следовательно, он должен опознать того человека, который сидел за рулем машины, так как вполне мог его рассмотреть, проходя мимо. А может быть, это был кто-то из его знакомых…
Юрий Косарев доложил следователю о том, что удалось узнать в ходе беседы с Антоном Архипенко.
— Что касается его друга, Валерия Павлухина, то он действительно имеет машину «Жигули» четвертой модели белого цвета, но уже неделю Павлухина нет в городе — он уехал в командировку в Миасс. Павлухин работает на военном заводе, и его направили исправлять брак в изделиях, которые выпускает завод. Машина находится в гараже. Я осмотрел ее.
— Не могли кто-то другой воспользоваться машиной в его отсутствие? — спросил Стрижевский.
— Это исключено. Ключи от гаража находятся у Павлу-хина-старшего. В отсутствие сына он их никому не доверяет. А сам машиной не управляет — от рождения почти слепой. Сдается мне, что Антон Архипенко к исчезновению Насти непричастен. Он любит Настю и желал ей только добра. Даже сам занимался розыском…
— А если это попытка отвести от себя подозрение?
— Нет, нужны веские основания, чтобы отважиться на такой шаг. Антон хоть и занимается каратэ, но это творческая натура, с доброй душой. На преступника он никак не похож. Любовь его сильная, но не злая…
— Ну что же, Юрий Павлович, тогда тебе необходимо еще раз проверить алиби Вадима Костецкого и выяснить, нет ли у него друзей, которые имеют машину белого цвета, предположительно марки «Жигули». Причем сделать это нужно без ведома Вадима Костецкого… А я спешу на очередной доклад к прокурору.
Стрижевский взял в руки папку, и они вышли из кабинета.
— Звони немедленно, если обнаружишь что-то важное, — кинул на ходу следователь и постучал в дверь с табличкой «Прокурор».
— Станислав Сергеевич, попрошу кратко и по существу: что мы имеем по делу Насти Костецкой? — сказал Реутов, едва Стрижевский устроился за столом напротив.