Искатель, 2014 № 11
Шрифт:
— Томский химико-технологический институт, — ответил Неустроев, и было заметно с какой гордостью он это сказал.
— И где работали?
— На томском полиграфическом комбинате. Совсем немного. Затем «черный ворон» переехал мою жизнь.
— Но в этом, наверное, вы сами были виноваты?
— Я никого не виню. С юных лет меня с чудовищной силой привлекало производство дензнаков. Это такая болезнь — азартнее картежной игры. Не хвалясь, скажу — я достиг в этой области значительных успехов. Могу дать кое-какие советы Гознаку. Но почему-то этот мой чисто мирный интерес оказался
— Как нам стало известно, ваше тюремное погоняло — Консультант?
— Вас верно информировали.
— И в какой области даете консультации?
— По своей специальности.
— В области производства фальшивых денег?
— Разумеется. Я своей профессии буду верен до гроба.
— А зачем вам вообще профессия? Вы же собираетесь короноваться на вора в законе? А вору в законе западло работать.
— Вам и об этом доложили?! Что ж в этом плохого? Я уважаю воров в законе. Это, как правило, умные и мудрые люди. А работать я и не собираюсь. Консультировать — с удовольствием.
— Андрей Владиленович, предлагаю перейти от философии к земным грешным делам.
— Лады. Что конкретно вас интересует?
— Кого консультировали в этой колонии?
— Несерьезный вопрос, гражданин полковник, — покачал головой Неустроев и закурил вторую сигарету. — За кого вы меня принимаете? Неужели думаете, что я выдам товарищей по ремеслу?
— Однако ваши товарищи, каковыми вы их считаете, к вам относятся отнюдь не по-товарищески. Вас просто списали. Те, которые не сгорели в лаборатории. К слову, что это за люди, к которым так жестоко отнесся ваш руководитель? Это же какое-то средневековье — приковать наручниками к стеллажам и сжечь.
— Это вольные. Подсобники. Они были свидетелями секретного производства.
— Андрей Владиленович, а ведь вас заказали. Догадываетесь откуда угроза?
Впервые за время разговора Неустроев выказал беспокойство: заерзал на табурете и стал более часто затягиваться сигаретой.
— Слушай, гражданин Неустроев, говори по существу или мы уйдем, — решительно заявил Воробьев. — У нас много других дел. А ты останешься наедине со своим страхом. Думаешь, мы не поняли, почему ты в одиночку попросился? Боишься, что приговор, вынесенный тебе на воле, в общей камере легче исполнят.
— И вы знаете, кто меня заказал? — спросил Неустроев и, поднявшись с табурета, нервно заходил по комнате.
— Разумеется, — ответил Ярцев.
— И хотите — услуга за услугу?
— Как водится.
— Назовите. Если его имя сойдется с моими предположениями, то я вам такое поведаю, чего вы и не ожидали.
— Мы с вами не играем, — заверил Ярцев. — Пришли, чтобы предостеречь.
— Кто он?
— Резаный.
— Я так и думал, — Неустроев в сердцах бросил недокуренную сигарету на пол, хотя подобной роскоши никакой зэк не мог себе позволить, даже такой авторитетный, как Консультант. — Выучил на свою голову. А ведь я знал: научишь другого — и сам окажешься не удел. Теперь я не нужен. Конечно, они на воле, а мне чалиться на киче еще десять годочков. Понятно, хотят замутить дело без меня.
Ну и сволочь же этот Резаный. Я давно подозревал, что он меня
— Вы были за главного технолога в подпольной лаборатории?
— Да. А кто вам сказал о Резаном и о том, что он хочет меня убрать?
— У нас есть свои оперативные тайны, Андрей Владиленович, — усмехнулся Ярцев. — Но за вашу откровенность мы можем вам сказать. Это Изольда Хасановна, хозяйка ночного клуба «Пиковая дама». И подтвердил ее брат Муслим. Они попались с поличным, но, чтобы смягчить свою вину, раскололись до самого основания. Вы же знаете, что в подобной ситуации каждый в первую очередь думает о себе. Они и портрет его нарисовали: здоровый бугай, килограммов под сто двадцать. Лицо злое. Уши маленькие, помятые. Нос сломан. Полный рот золотых зубов. После исповеди Изольды он у нас буквально из-под самого носа ушел.
— И вы хотели бы знать, где лежбище этого предателя?
— Вы догадливы. Это и в ваших интересах.
— Сразу скажу — не знаю. Но это должен знать бармен из «Пиковой дамы» Борис Гордеевич. Его погоняло — Гордый. Это приближенный к Резаному человек. Гордый и есть тот самый хмырь, которого я выучил делать дензнаки высокого качества. Способным оказался.
— Когда начала функционировать ваша подпольная лаборатория?
— С полгода назад.
— И какова была ее производительность?
— Три миллиона зеленых в неделю.
— А рублей?
— Их мало печатали. За месяц миллиона четыре. Деревянные меньше пользовались спросом.
— Куда и кому конкретно сбывались фальшивые деньги?
— Я не в курсе. Этим заправлял майор Ляхович. Думаю, что на все эти вопросы есть ответы у Резаного.
— Хорошо, спросим у Резаного. Дело времени. Гордый отбывал в этой колонии?
— Да. Откинулся два года назад.
— За что сидел?
— За мошенничество. Резаный, Изольда и Гордый — как одна семья.
— А ваш кум, майор Ляхович, в эту семью не входил?
— Кум был на вторых ролях, но верно служил Резаному. Было за что. Получал большие бабки.
— А начальник колонии подполковник Зыков?
— Про этого ничего не знаю. Зэки его уважали, но считали слабым, безвольным начальником. Прошел шепоток, что он утонул?
— Это правда.
— У каждого своя судьба, — философски заметил Неустроев. Затушив сигарету и бережно засунув ее в пачку, он продолжил: — Я еще до вашего визита вычислил, что Резаный постарается убрать меня как опасного свидетеля. Теперь у него на воле есть хороший квалифицированный помощник — Гордый.
— Вы могли предполагать, а теперь знаете точно.
Неустроев устало опустился на табурет, закурил очередную сигарету и невесело улыбнулся.
— Я вам расскажу одну романтическую историю, которую мне рассказывал сам Резаный. Может быть, она вам пригодится.
Ярцев и Воробьев сосредоточились.
— Резаный — бабник, каких редко встретишь. В последнее время он запал на одну шмару, певичку из новосибирского театра «Музыкальной комедии». Звать — Вика. Если честно — красючка, залюбуешься. Резаный показывал ее фотографии. Он просто без ума от нее. Заваливал дорогими подарками. Если Вика живая, то Резаный и сейчас с ней связан.