Искатель неприятностей
Шрифт:
Я открыл на компьютере новый документ и отбил заголовок: «Подстава. Менты на обочине».
Все-таки сегодняшний день, несмотря на то что сюжет с дорожной подставой не удалось довести до конца, оказался удачным.
Главное то, что появился отличный повод, чтобы вечером заглянуть к Василисе.
– Проходи. – Василиса посторонилась, пропуская меня в квартиру.
С компьютерного стола спрыгнул заметно подросший за месяц котенок и устремился мне навстречу. Старенький музыкальный центр, включающийся исключительно после удара по маковке кулаком, негромко проигрывал один из моих дисков.
В Василисе что-то изменилось, и я сперва не смог сообразить, что же именно. И только примостившись на уголке неубранного дивана и смерив еще одним оценивающим взглядом свою бывшую боевую подругу, понял: ядовито-лиловая прическа стала еще более едкой на вид.
– Перекрасилась, что ли?
– Ага. – Василиса стояла напротив меня и, кажется, была немного растеряна столь неожиданным визитом. – Перекрасилась. Правда, прикольно?
– Не впечатляет, – честно ответил я. И сразу перешел к делу. – Татьяна Григорьевна говорила, что я сегодня зайду?
– Нет. – Девочке с едко-лиловыми волосами надоело отсвечивать посреди комнаты и она вытащила из-за компьютерного стола шаткий старенький стульчик, уселась на него. – Борщ последний раз звонила мне в Пасху. Поздравила с праздником. И все, – печально похлопала ресницами она.
И мне стало ее жалко.
Бедная девочка, безвылазно сидящая в своей неуютной квартирке, вынужденная от одуряющего одиночества иногда даже разговаривать сама с собой. У нее нет ни друзей, ни подруг. Правда, был еще в прошлом году прыщавый бойфренд, которого я видел пару раз, были и бывшие одноклассники, которые иногда отмечались телефонным звонком и на моей памяти всего один-единственный раз заглянули к Васюте в гости.
По моим наблюдениям, Василиса эпизодически общалась лишь со своей родной теткой, а постоянно – с котенком, с компьютером и до недавнего времени со мной. Вот и весь ее круг общения. При всем при том, что она не была ни нелюдимой, ни некоммуникабельной, у нее как-то не срасталось с обычными человеческими контактами. Есть такие люди, которые изначально обречены на одиночество. Одни по причинам плохого здоровья, другие по складу характера, третьи по стечению обстоятельств. Первопричиной Василисиного затворничества, по моему мнению, был фэнлю – привитый ей с детства стиль жизни по принципам Дао, вполне совместимым с уравновешенным и фаталистичным характером азиата, но способным нанести глубокие шрамы непредсказуемой и ранимой русской душе.
– Я сегодня разговаривал с Борщ, и она подала мне одну интересную мысль: привлечь тебя к работе в «Подставе». Ты как нельзя лучше подходишь на одну экстремальную роль… – Я закурил сигарету и принялся рассказывать об «Объекте насилия».
Василиса внимательно слушала, не перебивая, а когда я закончил, не задумываясь, коротко бросила:
– Согласна.
– Ты хоть понимаешь, насколько это рискованно?
– Ага. Вот только, какая из меня актриса? Что, если не справлюсь?
– Справишься, – уверенно заявил я. – Никакой роли тебе исполнять не придется. Главное, забудь про то, что на тебе установлена камера, и будь самой собой.
– Если я буду самой собой, – улыбнулась Васюта, – то кого-нибудь в первый же день отправят в больницу… Когда приступать?
– Летом.
– Только летом… – пробормотала Василиса и согнала попытавшегося было устроиться у нее на коленях котенка. – А жаль.
– Почему? Ты куда-то спешишь?
– Да нет. Куда мне спешить, кому я нужна? – Она, не оборачиваясь, нашарила на столе пачку «Пелл-Мелла». – Просто до одури скучно. Я уж было обрадовалась, что займусь интересным делом, выберусь хоть куда-то из дома. Надоело торчать в четырех стенах, людей видеть в основном по телевизору, а гулять раз в неделю до рынка и обратно.
Я поразился: «Никогда раньше Васюта не жаловалась на жизнь. Вообще ни на что не жаловалась!»
– Будешь кушать, зайка? Правда, у меня ничего особого нет… – начала оправдываться Василиса, но я перебил ее:
– Я не хочу.
– Тогда попей чаю. У меня есть черствая булка и сыр, – грустно улыбнулась она. И, не дожидаясь ответа, вскочила со стула, устремилась за стойку ставить чайник.
А я еще раз обвел взглядом студию. И отметил, что если раньше эта неуютная квартирка хотя бы скрашивалась веселым и жизнерадостным нравом хозяйки, то сейчас обстановка здесь попросту угнетает. Неубранная постель. Пепельница, до верха наполненная окурками. Черствая булка с сыром.
Я поднялся с дивана и отправился к Василисе за стойку.
– Зайка, а что все-таки произошло? – Она была занята серьезнейшим делом – сосредоточенно стругала на тонкие ломтики маленький пожелтевший кусочек сыра.
– Ты о чем?
– Что произошло между нами? – повторила Васюта. – Ты тогда так резко свалил. И напрочь исчез с горизонта – ни слуху ни духу. Телефон отключен, дома не появляешься. Я каждый вечер выходила на улицу и смотрела, светятся ли у тебя окна. Они не светились. Ты где пропадал?
«У двоюродного брата. В компании переполненных сексуальной энергией жизнерадостных шлюх». – Я, естественно, не произнес этого вслух.
– Я хотел избежать неприятного разговора, – признался я. – И избавить тебя от него.
– Спасибо за заботу, – усмехнулась Василиса. – А, собственно, почему ты решил порвать со мной? Я так и не въехала, в чем причина. Что, надоела тебе за три месяца?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет. Дело в другом. Просто я начал тебя опасаться. Василиса так и застыла с ножом в руке. Чего-чего, а подобного признания она не ожидала!
– Опасаться? Потому что я интересуюсь оружием? Потому что я владею цюань-шу? Потому что я рассказала тебе про свое детство?
– Все не так просто, малышка. Ты племянница женщины, от которой зависит не только моя работа, но, возможно, и все мое будущее. Ты сотрудничаешь с Организацией, которая не только распоряжается НРТ, но и всерьез намерена использовать меня втемную. Ты в курсе всего, но, как я ни пытался вызвать тебя на откровенность, ни разу даже не намекнула на это.
– А с чего ты взял, что тебя собираются использовать втемную? – Василиса была откровенно растеряна. – И почему ты считаешь, что мне должно быть что-то известно про это?