Искатель Смерти
Шрифт:
Георг улыбнулся:
— По сравнению с сегодняшним развлечением на арене это кажется обыденным и скучным.
— Вовсе не обязательно. Бывали случаи, когда семейные праздники становились более опасными и непредсказуемыми, чем поединки на арене.
Георг пожал плечами:
— У меня всегда все было проще. Младший сын незнатного рода, слишком бедного, чтобы его заметили, — вот как было со мной.
— Если бы они только знали! — сказал, улыбнувшись, Финлэй. — Рано или поздно тебе надоест вести благопристойную жизнь и ты снова вернешься на арену. Ты не сможешь противостоять этому, это зов крови!
— Нет, — возразил Георг. — Я уже очнулся от кошмара и нашел свое место. Пока ты здесь, я останусь тренером, но не
— Тогда тебе еще долго придется ждать, — спокойно сказал Финлэй. — Я бы не смог уйти с арены, даже если бы очень захотел. Только она спасает меня от безумия.
Георг недоуменно поднял брови:
— Для тех, кто занимается нашим делом, здравый ум — очень относительное понятие.
Тут они оба вздрогнули, потому что входная дверь медленно приоткрылась. Это казалось совершенно невероятным. Система безопасности, которой была оснащена дверь в раздевалку Финлэя, была просто чудом техники. Финлэй протянул руку к своей «моргане», все еще испачканной кровью ангела, а Георг достал откуда-то импульсный пистолет. В комнату вошла монахиня — со сложенными для молитвы руками, в колышущемся черном одеянии и скрывающем лицо капюшоне. Финлэй посмотрел на нее жестким неприветливым взглядом, Георг тоже не отложил дисраптер. Сестры ордена милосердия были частыми гостьями в коридорах арены, но при всем этом ни одна из них не смогла бы проникнуть в комнату Финлэя. Она остановилась на почтительном расстоянии от мужчин, дверь за ней глухо затворилась, и на несколько секунд все замерли в выжидающих позах. И тут монахиня подняла свои тонкие аристократические руки и откинула капюшон. Финлэй и Георг облегченно вздохнули. Кэмпбелл отложил меч, а его тренер вновь спрятал дисраптер в укромном месте.
— Еванжелин! — воскликнул Финлэй, делая шаг навстречу женщине. — Ты же обещала мне не приходить сюда больше. Это слишком опасно!
— Я знаю, — сказала Еванжелин Шрек. — Но я не могла не прийти. Я должна быть с тобой.
Она шагнула в его объятия, и они слились в таком жарком поцелуе, который, казалось, разогрел воздух в маленькой раздевалке не хуже хорошей жаровни. Георг бросил на них укоризненный взгляд, покачал головой, а потом вышел в смежную комнату, чтобы не нарушать интимность встречи. Оставшись наедине, возлюбленные прильнули друг к другу, словно дети, застигнутые бурей. У Финлэя защемило сердце, и он с трудом сохранял ровное дыхание. Так происходило всегда, когда он сжимал ее в своих объятиях. Финлэй никогда не мог поверить, что такая божественная женщина могла так же стремиться к нему, как он стремился к ней. Да, арена горячила его кровь, но Еванжелин сжигала его сердце самым жарким пламенем. Знакомый запах ее духов дурманил сильнее любого наркотика, но она при этом оставалась реальной, живой и осязаемой, ее руки с такой силой обнимали его плечи, как будто она боялась в любой момент потерять возлюбленного. Она была его единственной любовью, и ради нее Финлэй был готов на убийство, на смерть, да и на все другое, чего бы она от него ни потребовала.
Они знали, что у этой любви будет несчастливый конец, ибо это было тайное и запретное чувство. Финлэй был наследником клана Кэмпбеллов, она наследовала фамильный титул Шреков — а эти семьи уже многие десятилетия вели непримиримую борьбу. Свадьба между двумя второстепенными отпрысками этих родов, которая была назначена на сегодня, мало что значила в сравнении с десятком недавних кровавых разборок. О браке же двух главных наследников никто не посмел бы даже думать. В этом случае один дом был бы неизбежно поглощен другим, причем не без кровавых жертв с обеих сторон. Он был из рода Кэмпбеллов, она — из рода Шреков, а значит, им суждено было остаться непримиримыми врагами по гроб жизни.
Встретились они случайно, на маскараде, не видя лиц друг друга, а потом было уже поздно: они почувствовали, что без ума влюбились. Все это произошло очень быстро, но навсегда изменило их жизнь. Теперь они жили ради коротких, скрытых от посторонних взглядов свиданий, зная, что, если их тайна раскроется, последствиями будет несмываемый позор, а может быть, и смерть. Виновники таких скандалов не получали прощения.
Финлэй еще крепче обнял Еванжелин и погрузил лицо в ее волосы. У них был чудесный запах. Она казалась такой маленькой и беззащитной, доверившейся великой всесокрушающей силе, которая не щадила ее, — силе любви. Финлэй не раз говорил, что ему лучше было бы куда-нибудь скрыться и, мучаясь от тоски, жить отшельником, чем подвергать ее опасности, но он не мог переубедить Еванжелин. Она была всем, о чем он мечтал и на что надеялся, и потерять ее значило вырвать свое сердце и жить так всю оставшуюся жизнь.
Она прильнула к нему, как малый ребенок, как испуганный зверек, и ее дыхание сливалось с дыханием Финлэя.
— Ты слишком рискуешь, появляясь здесь, — прошептал он ей на ухо. — За тобой могут следить.
— Вовсе нет, — горячо возразила Еванжелин. — На всякий случай я проверила это с помощью моего знакомого экстрасенса. Да и кто узнает меня в такой одежде? Сюда часто заходят сестры ордена милосердия — помочь раненым или умирающим. На лицо монахини никто не обратит внимания. Я должна была прийти, Финлэй! Я же слышала о чудовище, которое выставили против тебя. Мне нужно было убедиться, что ты цел и невредим.
— Я уже говорил, что тебе не о чем беспокоиться. На арене мне нет равных, любовь моя. Сегодня мне даже ничего не угрожало.
— Ты все время говоришь так, но у каждого может быть несчастливый день, какое-то неверное движение. Я хотела бы…
— Я знаю. Но я не могу бросить бои. Так же как не могу жить без тебя, я не могу жить без арены. Это часть того, что делает Финлэя Финлэем. Я не могу бросить арену и остаться при этом тем мужчиной, которого ты любишь.
— Я знаю. Именно поэтому я и беспокоюсь. Я никогда не думала, что в мою жизнь войдет такой человек, как ты, который будет так много для меня значить. И я ненавижу все, что отдаляет нас друг от друга.
— Не надо об этом. — Он нежно отстранил ее, чтобы взглянуть в глаза. Эти прекрасные глаза притягивали его, словно магнитом. — Ты всегда будешь со мной, любовь моя. Ты всегда в моих мыслях. Я даже назвал твоим именем меч.
— Я тебе очень благодарна за это, — обиженно сказала Еванжелин. — Обычно возлюбленным преподносят цветы или украшения. А ты преподнес мне названный в честь меня меч.
— Но это действительно прекрасный меч…
— Да, это существенно меняет дело. — На ее лицо набежала тень, и она слегка оттолкнула его. — А как поживает твоя жена?
Он неопределенно развел руками.
— Насколько я знаю, неплохо. Сейчас мы общаемся ровно столько, сколько этого требуют наши общие дела. У нее своя жизнь, у меня — своя, и пока у нас нет особой необходимости видеть друг друга, все идет хорошо. Почему ты об этом спрашиваешь? Ты же знаешь, что я никогда не любил ее, так же как и она меня. Это был типичный брак по расчету, дополнявший деловой союз между двумя кланами. Если бы у нас была возможность обвенчаться с тобой, я бы тут же подал на развод. Почему ты все время спрашиваешь меня о ней?
— Потому что и ты, и я должны присутствовать сегодня на свадебном торжестве. Наше присутствие строго обязательно. А что она? Что твоя Адриенн? Она тоже там будет?
— Да. Но, зная ее, я уверен, что не пройдет и часа, как она мертвецки напьется и даже не сможет присутствовать при обряде венчания. Не беспокойся, любовь моя: у нас будет возможность побыть вместе, надо только быть осторожными. Очень осторожными. В нашу тайну никого нельзя посвящать, Еванжелин. Я знаю, ты надеешься, что отношения между кланами когда-нибудь изменятся, но это вряд ли произойдет. А если они обо всем узнают, мы попадем под двойной удар.