Искатель. 1963. Выпуск №3
Шрифт:
Волны. Короткие, с пенными белыми гребешками. Небо затянуто, сверху сочится противная мелкая морось.
Но парашюта не видно. Утонул? Или ветер и волны утащили его во мглу? Иван быстро гребет руками. Ему помогает ветер. Проходит минута, другая — глаза ищут опавший оранжевый купол. Не видно.
Он ищет еще и еще. Нет. Теперь бесполезно искать. Утонул парашют, а вместе с ним и ранец.
Шоколад, аптечка — о них он не жалеет. Как-нибудь обойдется. А вот ракеты, спички — они пригодились бы.
Если бы не эта
Впрочем, не надо огорчаться. Найдут. Если успеют найти до темноты, то жене даже и не придется волноваться. До ночи ей не скажут.
У него есть «плавучие средства». У него пистолет и две обоймы. Компас. Нож, большой, тяжелый «пилотский» нож с широким лезвием и пилкой. Наконец, часы.
А теперь — минута спокойствия. Ты военный человек, офицер, ты знаешь, чем тебе нужно сейчас заняться. Оценить обстановку. «Прежде чем принять решение, оцените обстановку…»
Шлюпку подбрасывает. У волн — свои, особые законы: вдруг рождается среди одноростков одна особенно сильная, хищная: удар в бортик — и брызги летят в шлюпку.
Первое — время. Вспомни панель с приборами. Часы. Четырнадцать тридцать. Время катапультирования. Сейчас — Куницын смотрит на циферблат — четырнадцать сорок семь. Семнадцать минут тебя ищут.
Бездействие хуже всего. Надо плыть. Но где же берег? Куницын освобождает стопор компаса. Стрелка мечется, отыскивая меридиан. Что-то уж очень она беспокоится. Да, он держит руку у самого баллончика со сжатым воздухом. Массивный тяжелый баллончик, похожий на гранату-лимонку.
Теперь стрелка успокаивается. Вернее всего плыть к северу. Его курс — 300, ну, 310. Хорошо, что ветер южный или юго-западный. Он привычно вспомнил метеосводку. Если оттащит на восток, там — открытое море, голомянь.
Пока он вовсе не ощущает себя потерпевшим бедствие. Благополучно катапультировался и опустился на воду, как положено. Все в порядке. Вот только ранец. Обидно, но в конце концов можно обойтись и без него.
…Иван еще не знает, как горько ему придется сожалеть о потонувшем ранце.
Два раза он слышал реактивный гул. Сначала прошел «МИГ» с двумя двигателями — мощная скоростная машина. Прошел в стороне и очень низко — натренированный слух определил высоту не более ста метров. Кривцов! Кто же еще осмелится так снизиться? А через несколько минут снова загудела турбина истребителя, на этот раз «пятнадцатого» — спарки. И снова в стороне, где-то над низкими, до самой воды, осенними облаками..
Тишина. Только шуршанье пенистых гребешков да характерное «плюх-плюх» о шлюпку.
Воды в ней — по пояс.
Ощущение резкого, пробирающего до костей холода приходит внезапно.
Куницын швыряет воду ладонями, рассыпая брызги, неутомимо, как помпа. Вычерпав шлюпку наполовину, повертывается, чтобы усесться поудобнее, чуть наклоняет свое верткое судно,
Он снова принимается за работу, решив во что бы то ни стало осушить шлюпку. И осушает. До следующей волны. Приходится отказаться от бессмысленной работы.
Озноб уже покалывает тело, в глубине тела рождается противная дрожь. Руки покраснели от воды и ветра. Перчатки он потерял.
Пока не придет помощь, нужно двигаться. Ни на секунду не уступать. Грести.
Дует шелоник — юго-западный, сильный, но не успевший разогнать волну ветер. Он дует поперек залива и не может расшевелить море как следует. Все же на волнах гребешки. Не меньше трех баллов. Может, и все четыре. Ветер, он поможет делать километра полтора в час. Не очень-то большая скорость для пилота, но все-таки скорость. Шлюпка медленно обогнула обломок льдины, оторванной где-то от берегового припая.
Намокшая одежда — плохая защита. Каждый порыв ветра морозит тело. Видно, температура воздуха немногим выше нуля, воды — тоже.
Руки стыли, пальцы «заходились» от холода. Он то и дело сует кисти за пазуху, но и там не находит тепла. Сжимая и разжимая кулаки, разгонял холодеющую кровь. Он греб, стараясь согреться.
Темнело. Короток стал день — с десяти до четырех только свет и видишь. Иван взглянул на часы. Четырнадцать пятьдесят. Стрелки стояли. Эх вы, «пылевлагонепроницаемые»!..
К хлюпанью волн примешивался посторонний звук. Тарахтящий, стрекочущий, знакомый. Иван приподнялся, едва не опрокинув лодку. Достал из кобуры пистолет. По звуку понял, что вертолет идет не на него, а стороной, хотя и очень близко.
Семь выстрелов прозвучали оглушительно один за другим. Гильзы падали в холодную воду и, сверкнув желтизной, как блесны, уходили вглубь. Еще два выстрела…
Куницын видит красную вспышку. Ракета. Откуда?
С вертолета! Они ждут ответного сигнала. Застыв на мгновение в неподвижности, он вслушивается в слабеющий рокот. Потом яростно гребет туда, где заметил вспышку, гребет, задыхаясь от усилий. Гребет пять минут, десять, час — море пусто.
Озноб снова набрасывается на него. Даже минутная бездеятельность дала знать о себе: сразу же окоченело тело.
В сумерках море кажется еще более холодным и жестоким. Мгла подступает к шлюпке плотнее и плотнее.
Если он правильно определил место посадки, то теперь в открытое море его не унесет. И если он продержится эту ночь… Главное — продержаться ночь. С семнадцати до десяти. То есть семнадцать часов. Всего лишь тысячу с небольшим минут.
На аэродроме сегодня не будут спать. Дома не будут спать. Выдержать — вот что он должен сделать, и сделает это. Пока хватит сил, он будет плыть. Пока он способен дышать и тело повинуется ему, он будет плыть.