Искатель. 1971. Выпуск №1
Шрифт:
— Ничего-ничего, — успокаивал ее Соломатин. — Это нормально, в первом бою с каждым может случиться такое. Не все приходит сразу.
Он повернулся к летчикам и скорее для них, чем для Лили, громко и уверенно, так, чтобы раз и навсегда исключить всякие насмешки и недоразумения, произнес:
— Литвяк молодец! Хорошо держалась! Скажу честно — не ожидал. Не каждый летает так отлично! Будешь теперь летать у меня ведомой.
Лиля молча кивнула, все еще чувствуя себя неловко. Подняв глаза, она встретилась взглядом с Кулагиным и вдруг с удивлением заметила, что он
После разбора он подошел к Лиле и просто, по-дружески, без тени насмешки или иронии сказал:
— Поздравляю вас с первым вылетом, Лиля! Не огорчайтесь…
Он виновато улыбнулся и продолжал:
— Надеюсь, вы не рассердились на меня? Я не хотел вас обидеть… Честное слово!
Но Лиле, которая хорошо помнила его насмешки, трудно было поверить в то, что Кулагин мог так неожиданно быстро преобразиться.
— Нет, Кулагин, я на вас не обижаюсь. При чем тут вы? Я сама виновата, — ответила она сухо. — И с вами мне говорить не о чем.
— Не о чем…
Он произнес это как-то очень печально и даже покраснел. Лиле стало не по себе — может быть, напрасно она так с ним… Ей сразу захотелось сгладить свою резкость и заговорить с ним совсем в другом, дружеском тоне, но было поздно: Кулагин снова возвратился к той хорошо знакомой ей манере разговора, которая так бесила ее.
— Впрочем, у вас, мадемуазель, мощная защита — сам комэск Соломатин!
Она отвернулась, так ничего и не сказав Кулагину.
К началу разбора Катя опоздала и поэтому не подозревала о том, что Лиля попала в неловкое положение. Летчики уже расходились, когда она, запыхавшись, прибежала и сразу стала расспрашивать ее о полете.
— Ну как, Лиль, слетала?
— Угу.
— Все в порядке? Успешно? Поздравляю! — воскликнула Катя, не дожидаясь ответа, и тут же пожаловалась: — А я только завтра полечу… Батя только что сказал. Так хотелось сегодня!..
— Да? — откликнулась Лиля рассеянно, все еще переживая свою неловкость.
— Ну расскажи, как дрались. Все подробно расскажи, с самого начала и до конца! Много их было, «мессеров»? Сколько сбили? — потребовала Катя.
— Да нечего пока рассказывать, — отмахнулась Лиля. — Рано еще.
Но Катя настаивала:
— Как рано? Ты ведь летала?
— Ну, летала.
— Что значит «ну, летала»! Ты же так ждала!.. Хоть одну очередь по фрицам выпустила?
— Нет…
— А что же ты делала во время боя?! — возмущенно воскликнула Катя.
Лиля промолчала. Ей очень не хотелось признаваться в том, что она так легкомысленно проворонила вражеские самолеты. Конечно, Катя все равно узнает об этом, да она и сама ей скажет, но только не сейчас.
— Ты что такая кислая? У тебя плохое настроение? Почему? — допытывалась Катя.
— Нет, нормальное.
— Нормальное? Ну-ну… Слова не вытянешь из тебя!
— Потом все расскажу.
— Ладно, — согласилась Катя скрепя сердце. — Ну, а как Соломатин?
— Что — как? Ничего парень, толковый, симпатичный… Глаза у него красивые. И ямочки на щеках, когда смеется! — проговорила сердито
— Да в бою как он? Глаза, ямочки!..
— Нормально.
— Ну, знаешь!..
Безнадежно махнув рукой, Катя отошла. С Лилей творилось что-то непонятное, было ясно, что она не имеет желания разговаривать.
А Лиля была расстроена. Она так добивалась этого вылета! Так рвалась в воздух — и вот на тебе! Средь бела дня не заметить врага!.. Что подумает о ней Батя? Ведь ему скажут, обязательно скажут! Правда, летчики говорили, что встреча с «мессерами» была непродолжительной: враги не приняли боя и после первых же атак ЯКов бросились наутек. Может быть, у них было другое задание или уже не оставалось боеприпасов. Как бы там ни было, а факт остается фактом: она пропустила момент боя. Нет, хвост хвостом, а летчик должен видеть все небо!
Вечером, когда зашло солнце и на землю стали опускаться сумерки, Лиля ушла на дальний конец аэродрома, где в стороне от крайних стоянок самолетов возвышался одинокий холм, поросший травой. Отсюда хорошо был виден огромный дымящийся город.
Сталинград… Сейчас, осенью сорок второго года, здесь был самый тяжелый участок фронта. Фашисты непрерывно бомбили и обстреливали город. Теперь Лиля думала о тех, кто находится там, за рекой… Казалось странным, невероятным, как могли оставаться в живых и даже сражаться люди, на которых падало такое несметное количество бомб, снарядов, мин… Рушились здания, от крепких заводских корпусов оставались голые стены и трубы, огонь выжигал на земле все, что попадалось на пути, а люди — они не сдавались, они стояли насмерть.
Отсюда, от аэродрома в степи под Старой Ахтубой, до Сталинграда было не более двадцати пяти — двадцати семи километров. Лиля задумчиво смотрела на излучину Волги, на дымные тучи в небе за рекой. Вот он лежит вдали, сражающийся город, весь израненный, простреленный. Ему нужно помочь, помочь, чего бы это ни стоило!.. Ведь все отлично понимают: дальше нельзя… Нельзя, чтоб фашисты шагнули за Волгу!
Утром следующего дня Соломатин снова взял Лилю на боевое задание. Эскадрилья, которой он командовал, по тревоге поднялась в воздух и направилась в указанный станцией наведения квадрат, чтобы перехватить фашистские бомбардировщики, вылетевшие бомбить Сталинград.
— В квадрате двенадцать две группы «юнкерсов». Держат курс на город. Прикрывают восемь «мессеров». Восемь «мессеров»… Вступайте в бой! — передали с земли.
На этот раз Лиля не зевала, она внимательно следила за небом, чтобы вовремя обнаружить врага и ничего не пропустить. Заметив на горизонте темные точки, которые стали быстро увеличиваться в размерах, превращаясь в самолеты, она сразу же сообщила Соломатину:
— Слева впереди самолеты…
— Вижу «юнкерсы»! — отозвался ведущий, — Атакуем с ходу, со стороны солнца!