Искатель. 1971. Выпуск №1
Шрифт:
— Понимаете, господин следователь, это и есть самое главное…
Но ему никак не удавалось объяснить, что он считает самым главным.
— Понимаете, каждый вечер, в течение долгих лет… Жан-Поль уже спит… Все остальные сидят здесь в гостиной, и все, кроме Полет, думают об одном и том же. Леонар время от времени переглядывается с братом… В конце концов Леонар вынужден заговорить, потому что он старший, у Армана не хватает мужества… «Заговорить» — в этом сне означало просить денег у дочери Зюбера.
Фирма Ляшом разваливается, самая старинная
Некто обладал огромной кучей денег, грязных денег, настолько грязных, что этот «некто», то есть папаша Зюбер, был на седьмом небе от счастья, отдавая дочь за одного из Ляшомов, чтобы создать ей достойное общественное положение.
— Вам понятно?
Всю эту работу Мегрэ проделывал специально для невидимого Анжело. Трудная работа, «без сетки». Это походило на те сны, в которых летаешь без крыльев. Было так трудно удержать эти персонажи на месте, не дать им испариться, исчезнуть.
— Первыми уходят спать старики, затем Арман, для того чтобы оставить Полет вдвоем с Леонаром. Конечно, проще всего заставить ее сразу дать большую сумму, но она упорно не хочет этого делать, возможно, что ее отец, старый пройдоха Зюбер, перед смертью посоветовал ей выдавать им только маленькие суммы для оплаты счетов в конце месяца. Таким образом, просьбы денег непрерывно повторяются…
Вначале Ляшомам приходилось лгать, уверять ее, что, если затратить несколько миллионов, фирма снова начнет процветать, а дом вновь станет комфортабельным и веселым, великолепной рамой для светских приемов, обедов, столь принятых в среде крупной буржуазии. Полег сначала поверила, потом перестала верить.
Каждый месяц повторялся один и тот же разговор с Леонаром.
— Сколько?
После чего каждый снова запирается в своей комнате, в одной из этих камер, и продолжает свою думу. Коридор… двери… Ванная комната в самом конце коридора, старомодная ванна с коричневыми пятнами на эмали от беспрерывно капающей из крана воды…
Но Ляшомы к этому привыкли… Может быть, у Зюбера, несмотря на все его миллионы, вообще не было ванны?
— Вот все это вместе взятое, господин следователь, вы и должны сопоставить.
Он повторил, отчеканивая каждый слог:
— Со-по-ста-вить!
…Леонар внизу в своем кабинете, Арман за письменным столом, напротив бухгалтера; бисквиты, которые упаковывают на складе, и смехотворно маленькая струйка дыма, выходящая из высокой фабричной трубы, подражающей настоящим огромным заводским трубам…
Полет в своей машине…
День и вечер накануне убийства. Бакалейщица в своей лавке… Было воскресенье, но предыдущий день также был праздничным, а мелкие торговцы в округе не любят закрывать магазины два дня подряд. Красный спортивный «панхард», стоящий в шесть часов на углу, и в нем двуличный Сенваль в плаще, Леонар, следящий за ними из голубого «понтиака»… Пале-Руаяль… Ресторан…
Надо было бы, как на некоторых фотографиях,
Мегрэ иронически улыбнулся.
— Но при всем этом необходимо…
Из скромности он не уточнял, что было необходимо, продолжая проходить через стены из одной комнаты в другую…
Когда мадам Мегрэ утром разбудила его, он был измучен, как после ночи, проведенной в поезде, и его затылок снова болезненно ныл.
— Сегодня ты всю ночь разговаривал во сне.
— Что я говорил?
— Я не поняла. Ты путал слова…
Больше она ничего не сказала. Он завтракал молча, с видом человека, забывшего, что он дома и что жена сидит напротив него.
Жак Сенваль накануне вечером был крайне удивлен, что его оставили на свободе, предупредив только, чтобы он не покидал Париж.
Придя домой, комиссар позвонил Лапуэнту, который всю эту неделю работал в ночную смену, и попросил его навести некоторые справки и составить досье.
Дождь перестал, но небо от этого не, стало светлее или веселее, и люди в автобусе были в дурном настроении.
Мегрэ сегодня просил разбудить его раньше обычного, и, когда он приехал на работу, кабинеты на набережной Орфевр были еще пусты.
Прежде всего он увидел на письменном столе послания следователя Анжело, настоятельно требующего, чтобы комиссар позвонил ему немедленно, рано утром, что, по понятиям чиновников из суда, означало девять часов утра.
Значит, у него оставалось еще время, и он начал изучать статистические данные, которые Лапуэнт положил ему на стол перед тем, как сдать дежурство. Он не делал заметок, ограничился записью некоторых цифр, удовлетворенно улыбаясь от сознания, что не ошибся в своих предположениях.
Затем он склонился над планом дома в Иври, составленным оперативным отделом. К плану был приложен подробный доклад, так как эти специалисты никогда не пренебрегали самой мелкой деталью. Например, были указаны даже такие вещи, как старое колесо от детского велосипеда, ржавое, исковерканное, которое было найдено в одном из закоулков двора.
Было ли это колесо от велосипеда Жан-Поля или от другого велосипеда, некогда принадлежавшего Арману, а может быть, даже самому Леонару? Или кто-нибудь из соседей, желая от него избавиться, перебросил это колесо через забор, вместо того чтобы выбросить в Сену?
Эта деталь была очень показательной, и было еще много других, слишком много, чтобы их запомнить.
Больше всего времени он потратил на изучение списка вещей, находящихся в комнате Леонара.
Восемь белых рубашек, из них шесть очень изношенных, с заштопанными воротничками и манжетами, шесть пар заштопанных кальсон… Десять пар бумажных носков и четыре пары шерстяных… Пять полосатых пижам…