Искатель. 1975. Выпуск №2
Шрифт:
У себя в номере Валерий был приятно удивлен кондиционером. Аппарат работал слишком громко, но, вероятно, уж таков был мадагаскарский стиль. В комнате зноя не чувствовалось. А за окном пыльная улица, застроенная старыми домами колониального стиля, сбегала вниз, и в конце ее виднелись причал, черный борт торгового судна и нависшая над ним шея портального крана. Дальше протянулась полоска мола, а за ней синел океан. При мысли о том, что это Индийский океан, Валерий с силой хлопнул себя по бедрам и произнес вслух:
— Ай да Горбачевский!
Около шести они спустились в ресторан. В табачном дыму плыли столики, потные красные лица, салфетки, бутылки. Полированный ящик у стойки извергал громыхающую музыку.
Тут они увидели невысокого человека с сухим горбоносым лицом, энергично пробиравшегося к
— А вот и Русто, — сказал Ур.
Доктор Русто, склонив воинственный седой хохолок, поцеловал Нонне руку и сказал по-французски, что счастлив видеть очаровательную мадемуазель Селезнёфф. Затем он обнял Ура и похлопал его по спине. Валерию крепко пожал руку и столь же старательно, сколь и любезно повторил вслед за ним фамилию:
— Гор-ба-шез. Трез агреабльман. [2]
И он повел их в угол, где за сдвинутыми столиками сидел экипаж «Дидоны», навстречу дружелюбным улыбкам и картавому говору, и принялся представлять всех подряд, а бородач Шамон, смешно произнося русские слова, переводил. Впрочем, тут же выяснилось, что Нонна говорит по-английски, а Валерий с грехом пополам понимает, и тогда Русто перешел на английский.
— Пьер Мальбранш, — назвал он, и над столиком воздвиглась высокая и гибкая фигура молодого человека с резко очерченным костистым лицом и каштановыми кудрями до плеч. — Мой помощник и штурман. А это Мюло, — представлял он дальше, и дочерна обожженный солнцем дядька с хитрым тонким носом и водянистыми глазами оторвался от стакана красного вина и, ухмыльнувшись, подмигнул Нонне. — Мюло — механик «Дидоны», неустрашимое и болтливое дитя Прованса, прожигатель жизни и поджигатель подшипников. А это наш боцман Жорж, — продолжал Русто, и ладно сложенный креол в белом костюме почтительно наклонил курчавую голову. — Он родился неподалеку отсюда, на Майотте, и мечтает вернуться туда и обзавестись хорошим гаремом, но ничего из этого не выйдет, потому что я отпущу Жоржа, только когда перестану плавать, а плавать я никогда не перестану… Франсуа Бертолио, — назвал он следующее имя, и тотчас вскочил юноша с улыбчивым лицом, с большим родимым пятном на левой щеке, с длинными прямыми волосами соломенного цвета. — С его дядюшкой, Ур, вы хорошо знакомы: я имею в виду Жана-Мари, библиотекаря Океанариума. Франсуа ловил счастье в Париже, но найдет его, как я надеюсь, в океане. Это его первый рейс, и он будет помогать нам в лаборатории. Люсьена Шамона, мадемуазель и мосье, вы уже знаете. Здесь недостает Армана Лакруа, величайшего из ныряльщиков, смотрителя Океанариума. Ур, его вы знаете тоже. Арман остался на «Дидоне», потому что должен же кто-то оставаться на судне, когда команда на берегу. Кроме него, на судне моторист Фрето. Еще матрос, нанятый мною здесь, он должен явиться на борт завтра, перед отплытием, — и вот, дорогие друзья из России, весь экипаж «Дидоны». А теперь, — Русто поднял свой стакан, — мы выпьем за самого очаровательного из всех океанологов, каких мне только доводилось видеть, — за мадемуазель Селезнёфф.
2
Очень приятно (франц.).
— Вив! — дружно крикнул экипаж.
Раскрасневшаяся Нонна поблагодарила и отпила из фужера необыкновенно вкусного красного вина, и тут же на ее тарелке выросла гора салата, и была придвинута еще тарелка с рыбным блюдом необычного вида, и чашка с пряным напитком, не то супом, не то соусом, — и Нонна счастливо засмеялась и принялась за еду. Русто сразу завел с Уром спор о методиках предстоящих измерений, они перебивали друг друга и чертили на бумажных салфетках схемы.
Затем Русто предложил тост за Ура, немного погодя — за «мосье Горбашез», и еще дважды прозвучало дружное «вив». Шамон кинул монету в музыкальный ящик и увел Нонну танцевать.
Утром Валерия разбудил солнечный луч, невежливо пощекотавший в носу. Он встал со смутным беспокойством от того, что «хватил» вчера лишнего, и пошел под душ. Потом появился Ур, и они постучались к Нонне. Валерий вошел к ней, заранее приготовляясь к отпору. К его удивлению, обошлось без нотаций. Нонна стояла у окна, обведенная солнечным контуром, и улыбка ее — странное дело! — показалась Валерию смущенной.
— Из нас троих, — сказала Нонна, — вчера только Ур сохранил ясную голову.
— Они чудные ребята, с ними просто и весело. Но много пьют, особенно этот механик…
— Ясно, ясно, мадемуазель Селезнёфф, — сказал Валерий. — Учтем это дело и перейдем к следующему.
— Да, Валера, очень прошу тебя учесть. Договорились? Теперь так: мы перебираемся сегодня на «Дидону» и отплываем на эти острова…
— Какие острова?
— Ты разве не слышал, что говорил вчера Русто? Он хочет показать нам Коморские острова. Говорит, было бы жестоко не показать такую красоту. Кроме того, насколько я поняла, он хочет повидаться там со своим старым другом, ихтиологом по фамилии Ту… Нет, забыла… Ну вот. Вчера «Дидона» прошла размагничивание, сегодня погрузка, потом отплываем на Коморы. А через два дня уйдем в океан. Такова программа. Здесь очень хороший кофе, пойдемте выпьем по чашечке.
Внизу, в баре, они сели на высокие табуреты перед стойкой. Нонна и Валерий выпили кофе, а Ур — три бокала сока манго. Тут и разыскал их Франсуа Бертолио, посланный доктором Русто за ними.
Приехали в порт. Уже порядочно палило солнце, чуть ли не с самого утра забравшееся в зенит. Влажная духота обволакивала каменные пакгаузы и краны, корпуса судов у причалов, полуголых коричневых грузчиков.
И вот она, «Дидона». Чистенький белый корпус, изящная надстройка, солидные кран-балки и лебедки на низкой корме. Грузовая стрела поднимала с причала ящики и опускала в трюм, и было слышно, как распоряжался, кричал что-то грузчикам маленький смуглый боцман Жорж, работавший у лебедки-стрелы.
Коробочка тонн на четыреста, подумал Валерий, окинув судно опытным глазом. А вслух сказал, торжественно протянув руку:
— Привет тебе, «Дидона», сестра «Севрюги» нашей!
В третьем часу дня, покончив наконец с береговыми делами, «Дидона» оторвалась от стенки причала и малым ходом пошла к выходу из гавани. Стая белых чаек устремилась за ней.
Бунгало Турильера, старого друга доктора Русто, стояло на берегу прекрасной бухты, замкнутой коралловым барьером. Почти весь день наши путешественники плескались в бухте, ныряли и охотились за рыбами с ружьями для подводной стрельбы. Рыбы тут были поразительные, особенно одна — расписанная красными и белыми квадратами, хоть в шахматы на ней играй. Все остальное время Валерий не расставался с кинокамерой, запечатлевая на цветную пленку красоты острова Гранд-Комор. Уже некоторое время из соседнего селения, скрытого прибрежным лесом, доносились звуки барабана. Теперь они усилились. Турильер, сидевший в кресле на веранде, очнулся от послеобеденной дремоты. Прислушавшись к барабанам, сказал, что в селении празднуют свадьбу.
— А можно пойти туда? — спросила Нонна.
Решили идти лесом, чтобы заодно посмотреть, как пробуждаются от дневной спячки лемуры.
Сумеречно было в лесу. Раздвигая лианы, свисающие с ветвей деревьев, путники медленно продвигались следом за Турильером. Вскоре набрели на целую стаю лемуров. Пушистые длинноухие зверьки прыгали с ветки на ветку, тихонько вереща и не обращая особого внимания на людей. Один сидел, свесив толстый хвост, и быстро сжевывал веточку с листьями, придерживая ее коротенькими передними лапками. Другой висел вниз головой, зацепившись хвостом за сук.
Потрескивал кустарник под ногами. Сгущалась темнота. За прыгали лучики карманных фонариков, которыми Турильер за ранее снабдил своих гостей. Ближе, ближе стучали свадебные барабаны.
Нонна вздрогнула от резкого крика, раздавшегося где-то наверху. Враз взметнулись лучи — в их свете возник красновато-черный лемур почти метрового роста. Он сидел на ветке, жутковато светились его немигающие пристальные глаза, уши стояли торчком. В следующий момент лемур прыгнул на ветку повыше, и путники увидели, что на его брюхе висит, вцепившись лапками, детеныш цветом посветлее.