Искатель. 1976. Выпуск №4

С 1958 года переходит на творческую работу, издает сборники стихов, ставит свои пьесы на радио и телевидении. X. Грабнер всегда остается верен теме пролетарского интернационализма и антифашистского Сопротивления. Его важнейшие прозаические произведения посвящены активной борьбе против мракобесия и бесчеловечности, против попрания человеческого достоинства. Роман «Камера» повествует о его собратьях по подпольной борьбе в Германии, «Судебное убийство в Дезекаме» рассказывает о процессе над героями Сопротивления в Югославии, «Тайна «Норскгидро» — о борьбе подпольщиков Норвегии против использования тяжелой воды для производства атомной бомбы.

События, которым посвящен его последний роман «Македонская дуэль», еще свежи в памяти. Борьба греческих патриотов против фашистской хунты «черных полковников» — яркая страница в истории демократического движения страны. Богатый жизненный опыт коммуниста позволил Хассо Грабнеру создать яркие и достоверные образы борцов за новую Грецию.

По расписанию скорый поезд выходил из Ларисы в тринадцать часов. Но было уже без малого четырнадцать, а экспресс все еще стоял. Пассажиры волновались. Поезд был набит деловыми людьми и торговцами, торопившимися на открытие ярмарки в Салоники. У окна купе второго класса сидел мужчина, который в отличие от своих спутников сохранял внешнее спокойствие. С напряженным вниманием следил он за происходящим на перроне и успел отметить про себя, что откуда-то появились двое в штатском. Они перемолвились несколькими словами с дежурным по вокзалу, и тот дал сигнал к отправлению. Пассажиры, прогуливавшиеся перед вагонами, заторопились на свои места. Двое в штатском пропустили мимо себя все вагоны и вскочили в последний.

Беспокойство начало понемногу овладевать и человеком, сидевшим у окна. Конечно, политическая полиция «черных полковников» далеко не каждый поезд задерживала на час, но разве для этого режима существуют вещи, на которые он не осмелился бы?

Словно торопясь догнать упущенное время, поезд мчался к долине Темпы. В это время года красота местной природы кажется чуть-чуть поблекшей. Бело-розовая кипень олеандров приглушена жарким солнцем. И все-таки долина была необыкновенно живописной. Со склонов гор низвергались бесчисленные водопады, а зелень, такая редкость в Греции летом, была здесь пышной, бархатной. Надо всем этим владычествовала святая гора, обитель богов, с которой в лучшие времена небожители-олимпийцы оглядывали свою страну. Справа, словно подчеркивая царственную красоту Олимпа, поднималась в голубое небо гора Осса. А чуть позже окнам поезда начинают улыбаться воды Эгейского моря.

Теперь поезд шел вдоль лазурного побережья. Один из пассажиров сказал: «Это всего-навсего Катерини, минут пять мы нагнали, не больше». Потом он вышел в коридор, наверное, для того, чтобы вдохнуть на прощанье олимпийского ветра, и, быстро возвратившись, сообщил: «Там… проверяют документы…»

Молчаливый пассажир никак не вмешался в начавшийся оживленный разговор. А другие не заметили, что его покрытое бронзовым загаром лицо слегка побледнело. Он сунул руку в карман, достал маленькую бумажку, очень внимательно прочел ее несколько раз, разорвал на мельчайшие клочки, открыл окно и выбросил.

Контроль шел быстро, он приближался к их купе. Пассажиру это показалось хорошим предзнаменованием: возможно, контроль был поверхностным. Когда резко распахнулась дверь, пассажир понял, что лучше бы ему не дожить до этой минуты. Будь он в коридоре, он рванулся бы в тамбур и выпрыгнул бы на ходу. Это наверняка стоило бы ему жизни. Но то, что его ожидало, было не лучше. Стоявшие в проеме двери явно были профессиональными охотниками за головами. За ними стояли униформированные полицейские, готовые выполнить любой приказ. Один из сотрудников политической полиции держал в руках фотографию, на которую он внимательно посмотрел, прежде чем оглядеть пассажиров. Все это длилось недолго, какие-то секунды, но для пассажира у окна это было целой вечностью.

Вдруг глаза проверяющего ожили, в них загорелся злой огонь. Он толкнул своего напарника локтем в бок и коротко кивнул в сторону замкнутого пассажира. Оба сделали шаг вперед.

— Предъявите, пожалуйста, документы.

Затем сотрудник полиции сунул пассажиру под нос фотографию и спросил:

— Вам знаком этот человек?

Пассажир знал эту фотографию. На ней был снят он сам в зловещей афинской

— Пройдемте с нами, — с холодным спокойствием проговорил сыщик.

Они вытолкнули пассажира в коридор, где его схватили цепкие руки полицейских.

В Катерини все трое вышли из поезда, сели в черный «бьюик», который помчался к аэропорту.

Несколько дней спустя в экспресс, отправлявшийся из Афин на Салоники, сел пассажир. Ему не пришлась беспокоиться о билете, билет ему вручили в афинской полиции. Мужчина нашел свободное купе, поудобнее устроился и углубился в чтение машинописных листов, собранных в тоненькой папке. Позади было несколько дней интенсивной работы, и результат ее — в этой папке. Этот человек считал, что замучить другого до смерти, чтобы вырвать у него признание, тоже работа, как и любая другая. Сам он рук не пачкал, на то в аппарате полиции существуют низкооплачиваемые верзилы. А ему, высоко оплачиваемому агенту, который несколько лет обучался в Нью-Йоркском институте проблем коммунизма, было поручено только задавать вопросы человеку, арестованному в Катерини. Сначала это выглядело предприятием абсолютно безнадежным, но на другое выпускник нью-йоркского института и не рассчитывал. Ему и его сокурсникам постоянно повторяли, что пытки нужно тщательно дозировать и применять осторожно. Коммунисты, говорили им преподаватели, готовы скорее умереть под пытками, чем выдать своих. При помощи научных исследований было доказано, что можно избежать смерти «подопечных», делая одновременно пытки нестерпимыми. Таким образом, поучали преподаватели, одной из задач настоящего специалиста-следователя является соблюдение библейской заповеди «Не убий!». В этом ключ успеха, ибо не родился еще человек, который был бы способен выдерживать страшные пытки долгое время. Иногда узники прибегали к подлой выходке: чтобы не проговориться, они сходили с ума. Но этой опасности опять-таки можно избежать, если тщательно дозировать физическую и психическую обработку.

Именно в этом и заключалась работа человека, ехавшего теперь в поезде на Салоники, и она привела его к успеху. Тот упрямый коммунист начал понемногу говорить после сорока часов неприятных пыток. Выяснилось, что он инструктор Центрального Комитета Коммунистической партии Греции, ехал в Салоники, где небольшая, но активная группа собирала вокруг себя политических противников режима. Возглавлял группу человек по фамилии Карнеадес, не то художник, не то график, этого он точно не знал. С этим Карнеадесом он должен был выйти на связь в тот самый день, когда его сняли с поезда в Катерини. Местом встречи был выбран элегантный ресторан в начале улицы императора Константина, неподалеку от Белой башни. На первый взгляд не самое удобное место. Рядом ярмарка, и ресторан наверняка будет переполнен. Но именно это обстоятельство конспираторы сочли преимуществом. Опознавательный знак: из правого кармана Карнеадеса будет торчать двухдневной давности «Утренняя газета» с пятном от вина. Пароль «Немецкий павильон опять превосходен». Отзыв: «А я, уважаемый, нахожу французский куда интереснее».

Вот и все, что сказал инструктор в камере пыток тюрьмы Авероф, и как будто нет причин усомниться в том, что это правда. Они сделали из него отбивную, ему было не до выдумок. К сожалению, он начал говорить лишь на исходе вторых суток. Так что незачем было ради него посылать в Катерини специальный самолет. Если бы он сознался после первого натиска на допросе, можно было бы успеть вечерним самолетом в Салоники на встречу с читателем залитой вином «Утренней газеты», А сейчас, четыре дня спустя, будет нелегко добраться до этого Карнеадеса, ни настоящего имени которого, ни тем более адреса инструктор не знал. Тут ему тоже можно было поверить. Старый опыт доказывает, что, единожды проронив слово, человек не остановится, пока не выложит всего, что ему известно. Так и этот инструктор под занавес раскрыл главную цель своей поездки. У группы в Салониках была, очевидно, возможность издавать подпольную газету. Инструктору — подпольное имя Галинос — поручили помочь товарищам. Для этой цели у него были при себе десять тысяч драхм, сумма сама по себе не ошеломляющая, но для таких целей немаловажная. Сейчас в кармане специалиста по антикоммунизму лежала сумма, в несколько раз превышающая первоначальную, и он ехал в Салоники, чтобы некоторое время играть там роль инструктора ЦК.

Карнеадес давно уже отвык пить вино или кофе в дорогих ресторанах между Элефтерией и Элефкитирку. На это не было средств. Прежде он, художник и график, зарабатывал неплохо. Но в последние годы с заказами как отрезало. Режим полковников не благоволил к деятелям искусств, если только они не соглашались прославлять его. Чтобы содержать дорогое ателье неподалеку от арки Галереи, Дафне пришлось поступить секретаршей в управление ярмаркой. Супругов часто охватывали сомнения: а правильно ли, что они содержат столь дорогую квартиру? В рабочем предместье Тумбе жилось бы дешевле. И для конспиративной работы такой образ жизни становился все неудобнее: хунта ненавидела интеллектуалов. И все-таки они никак не могли отказаться от этого своего жилища. Оно находилось рядом с университетом, с преподавателями и профессорами которого у супругов сложились самые теплые отношения. Бывая в их доме, эти ученые и не догадывались, что они в гостях у Карнеадеса, руководителя Компартии Греции в Салониках. Они навещали супругов Ксенофопта и Карину Герекосов, знали их как людей умных, рассудительных и тем самым решительных противников режима.