Искатель. 1976. Выпуск №4
Шрифт:
Карнеадес ходил в кафе у Белой башни три дня подряд. Газету с пятном от вина он носил с собой лишь в первые два дня. Так ему подсказывала осторожность, ставшая как бы вторым сознанием. На третий день он уже потерял надежду встретить инструктора из Афин. К чему же обращать на себя внимание тайных агентов, день за днем таская в кармане старую газету?. Но как узнают друг друга в этой толпе два совершенно незнакомых человека? Это если вопреки всем доводам разума гость все же появится в кафе у Белой башни…
— Попробую еще раз, — сказал он Дафне. Жена вздохнула и, порывшись в кошельке, достала грязно-зеленую пятидесятидрахмовую купюру, чтобы он мог, по крайней мере, заплатить за скромный
Он поцеловал ее в лоб и сказал:
— В последний раз.
Они оба знали, как много зависит от этой встречи. Близилось осуществление их плана — издание подпольной газеты. Никитас Заимис, наборщик «Утренней газеты», в течение нескольких месяцев выносил из типографии наборный материал. А это была, по сути дела, основная трудность. Доцент университета Георгиос Монастериотис познакомил Карнеадеса со Стратисом Андреадисом, проректором университета по хозчасти, человеком необыкновенно сдержанным даже для их города, где живут самые молчаливые греки. Он очень интересный человек, сказал Монастериотис, поговаривают, будто он играл важную роль в отделе безопасности главного штаба ЭЛАС в сорок третьем и сорок четвертом. Сам Андреадис об этом не распространялся; На вопрос, откуда он все достает, ответил улыбнувшись: «Я как-никак работал по снабжению у генерала Метаксаса».
Карнеадесу и Дафне до сих пор непонятно, почему Андреадис во время одного из визитов к ним как бы случайно заговорил о том, что намечается переоборудование университетской типографии и что в виду этого освободится старый печатный станок. Университет, дескать, готов его продать. Спустя несколько дней Карнеадес, тоже якобы невзначай, сказал, что на станок нашелся покупатель. Андреадис не стал задавать вопросов, кивнул только, когда Карнеадес упомянул о какой-то вымышленной типографии, и запросил до смешного ничтожную цену. С тех пор станок стоит в одном из старых домов под крепостью, и наборщик Заимис вместе со своим товарищем, тоже коммунистом, печатником Софоклесом Маркесом, только и ждет, часа, когда сможет приступить к выпуску первого номера.
Единственное, чего не хватало, — это бумаги. Карнеадес долго колебался: а не попросить ли об этом проректора? Но… То, что он приобрел печатный станок для издателя, чьей фамилии не было в цеховой книге, еще куда ни шло. Если же он заведет речь о бумаге, это все равно что играть с Андреадисом в открытую.
С другой стороны, достать необходимое количество бумаги он не в силах. На один номер еще туда-сюда. Но, выпуская первый, нужно думать о последующих. Для полиции пара пустяков проверить, куда идет бумага с местных фабрик. Значит, бумагу следует закупить в другом городе, а лучше всего в Афинах, где подобного рода сделку все-таки легче скрыть от глаз полиции. С этим Карнеадес и обратился в Центральный Комитет. Призыв о помощи был услышан. Им обещали прислать человека. Как будто предусмотрели все, вплоть до встречи в ярмарочной сутолоке, и вот на тебе, все рухнуло.
«Вечер только начался, и уже сюрпризы», — подумал Карнеадес, когда на улице Эгпатиа столкнулся с Костасом Ставросом и его женой Ильвой. Ставрос был членом бюро организаций и единственным, кто знал, что товарищ Карнеадес не Карнеадес, а Герекос; бывал он и на квартире у арки Галереи. Карнеадес предпочел бы пройти не поздоровавшись. Ставрос, опытный подпольщик, все понял бы. Но Ставрос заговорил с ним сам. Ему не терпелось рассказать другу об одной из побед, таких нечастых в эти дни. Портовым рабочим удалось разоблачить шпика, проникшего к ним под личиной профсоюзного работника. Карнеадес понимал, что трудно не поделиться такой новостью. «Будь у нас газета, —
Карнеадес то и дело поглядывал на жену Ставроса, словно вопрошая: правильно ли ты поступаешь, рассказывая об этом в присутствии третьего лица? В нынешнем положении даже жена — третье лицо. Ставрос улыбнулся и тихо, с гордостью проговорил:
— Ты за Ильву не тревожься. Спроси у женщин с табачной, кто для них авторитет.
Это новость! До сих пор никак не удавалось подступиться к работницам с табачной фабрики, а ведь положение их было еще безрадостней, чем у рабочих-мужчин. С ними никто не считался, и негде было им искать защиты и совета. И вот оказалось, что там действует жена опытного подпольщика. Ставрос ни разу об этом не упоминал. Что ж, таковы законы конспирации. Но теперь придется поговорить с Ильвой…
Пора идти. Карнеадес торопливо попрощался.
Ильва Ставрос спросила мужа:
— Что это за человек? Не понимаю, зачем ты откровенничаешь с ним?
— Ничего, — ответил Костас. — С ним можно.
Карнеадес шел быстро, но так, чтобы в потоке людей, спускавшихся к Белой башне, не обращать на себя внимания. Он ненавидел эту стрельчатую башню на бывшем крепостном валу. В народе ее называли «кровавой башней». Сотни лет в башне пытали людей, она внушала жителям города страх и ужас. Воспоминания о мрачных днях турецкого ига и греческой реакции снова ожили в нем. Пусть толпы туристов с удивлением фотографируют эту крытую блестящим цинком башню, ему, Карнеадесу, она всегда будет напоминать о варварах прошлого и об их нынешних наследниках.
Толпы посетителей выставки понемногу расходились. Карнеадес без труда нашел в ресторане свободный столик. Заказал крепкий кофе, холодной воды, молока и смешал все это. Внимательно оглядел сидящих за столиками гостей. Каждый из них мог оказаться инструктором ЦК. Карнеадес не знал, как быть. Если даже он и здесь, как его узнаешь? Не встать же ему, в самом деле, с залитой вином «Утренней газетой» я начать размахивать ею как флагом: я, мол, здесь, товарищ! Он встал и по длинному ресторанному залу направился к телефону-автомату, желая повнимательнее разглядеть сидящих. И тут он заметил мужчину, который, словно забывшись, пролил несколько капель красного вина из рюмки на газету. Подойдя поближе, Карнеадес убедился: это была «Утренняя». Сделав еще шаг, увидел, что номер позавчерашний. Словно остолбенев, смотрел он, как на тонкой газетной бумаге расплывается красное пятно.
С былых, лучших времен Карнеадес знал одного официанта, работавшего здесь. Подозвав его, он словно случайно спросил что-то о господине, сидящем в отдалении. Официант понял, о ком речь, улыбнулся и, прикрыв рот ладонью, зашептал:
— У него, наверное, не все дома: пришел, сел, подозвал меня и спрашивает, нет ли позавчерашней «Утренней». Ну, я по думал, что он ищет какую-то статью. Нашел я, значит, газету, приношу, и что же? Он берет и заливает ее красным вином.
Карнеадес задумался ненадолго, потом сказал:
— Прошу вас, окажите мне услугу. Пройдите со мной до столика этого господина, не удивляйтесь и не задавайте вопросов, если не поймете, что я скажу. Ответьте только: «Ах вот как! Что ж, возможно…» И можете заняться своим делом.
Официант подумал: «Ну и странные нынче желания у гостей. Э-э, да не все ли равно?»
Они пошли к столу незнакомца. Карнеадес, проходя мимо стола, сказал:
— Я, уважаемый, нахожу французский павильон куда интереснее.