Искатель. 1977. Выпуск №6
Шрифт:
Младший лейтенант Эрнандес обводил медленным взглядом гостиную, в то время как Сарриа задавал вопросы хозяевам дома: Хосе-Рамону Молине, младшему сыну того покойника с портрета над увядшими цветами, и его матери, Консуэло Родригес, вдове Молины. Вдова сидела в неудобном кресле с подлокотниками в виде драконов со львиными головами и отвечала на вопросы лейтенанта. Одета она была во все серое. Ее седые волосы и бесцветное лицо прекрасно сочетались с маловыразительными, лжеаристократическими манерами, а дополняло картину длинное серое платье, забытое на стуле.
Этой тусклой фигуре придавала жизненность только одна красочная деталь: когда старуха открывала рот, видно было, что у нее нет одного зуба-резца, и потому она в разговоре комично шепелявила и брызгала слюной.
— …а у Аншельмо, мир праху его, были, думаю, швои ключи и, кроме того… — Консуэло пожала плечами и состроила какое-то подобие улыбки. — Но к чему вам эти мои шлова, ешли я на шамом деле ничего не жнаю определенно. Это лишь предположения…
— Ничего, не беспокойтесь, продолжайте, — любезно попросил следователь.
— Хорошо, полагаю, что у Рейнальдито, его шына, были швои ключи… и, наверное, также у штаршего шлуги.
— А в письмах, которые вы от них получаете, не шла речь о каком-нибудь конкретном слуге?
— О, нет. У наш ш ними нет поштоянной перепишки. Ешли память мне не ижменяет, пошледнее пишьмо они нам отправили, когда умер Аншельмо; пошле этого ни одного пишьма мы от них не получали.
— А вы помните их слуг? Знаете ли, что с ними стало? Где они сейчас? — допытывался лейтенант.
— Видите ли, ш тех пор как уехал мой деверь… мир праху его, я больше не видела его шлуг. Вот только Хулию, няньку девочки, вштретила примерно год нажад в универмаге; но адреша ее я не жнаю.
— Но вы с ней о чем-то говорили? О чем-то, что может нам помочь определить, где она сейчас проживает?
— Нет, мы говорили очень мало. Я только шпрошила ее, у кого она шейчаш работает, и она ответила, что уже перештала работать у хожяев, что выучилашь и теперь работает учительницей в какой-то школе в Штарой Гаване.
— Что же, спасибо и за это. Извините, у вас есть телефон?
Хосе-Рамон кивнул и продиктовал ему номер. Записав его в блокнот, Сарриа приказал младшему лейтенанту:
— Эрнандес, позвони в Управление школ и сделай запрос по поводу учительницы, которую зовут Хулия… как ее фамилия?
— Бланко. Я это хорошо помню, потому что нет ничего более далекого от цвета ее кожи. [2]
— Хулия Бланко. Год назад работала учительницей в Старой Гаване.
2
Бланко (исп.) — белый.
Когда Эрнандес прошел в другую комнату, где стоял телефон, Сарриа спросил вдову:
— Сеньора, нам известно, что ваш сын отбывает наказание за кражу. Когда у него последний раз была увольнительная?
— Шейчаш шказку… на прошлой неделе.
— Стало быть, позапрошлую ночь он провел в колонии?
— Да… да, именно так.
А Эрнандес в это время уже благодарил кого-то по телефону.
— Отлично. Да, это именно те данные, которые нам нужны. Большое вам спасибо, компаньеро. [3] — Он повесил трубку и вернулся на свое место.
3
Компаньеро (множ. — компаньерос) — обращение, аналогичное нашему «товарищ».
— Итак, прошу нас простить за беспокойство, но, знаете, когда ведешь следствие, приходится причинять беспокойство людям, — начал прощаться Сарриа. — Дело в том, что один из бывших слуг Ансельмо Молины задержан в связи с воровством, и мы хотим поглубже изучить его прошлое, его связи, — солгал лейтенант и направился к выходу.
Консуэло Родригес и ее сын проводили их. Уже на улице Сарриа спросил, указывая на «Опель-58», стоявший перед домом на тротуаре:
— Это ваш автомобиль?
— Семейный, — ответил сын. — Им пользуюсь я… и мой брат, когда ему дают увольнительную.
— Мне кажется, я видел эту машину позавчера, примерно в половине двенадцатого ночи, на бульваре Прадо. Я запомнил, потому что ехал по улице Сан-Рафаэль и вынужден был резко затормозить, чтобы пропустить эту машину, — снова солгал следователь.
— Сожалею, что приходится возражать вам, — с любезной улыбкой ответил Хосе-Рамон, — но в тот вечер я не выходил из дома. Мама себя плохо чувствует, и я здесь за ней ухаживаю.
— В таком случае я, должно быть, обознался и…
— Ага! — что-то вспомнив, оборвал его Хосе-Рамон. — Как раз в то время, о котором вы упоминали, нам позвонил врач и поинтересовался состоянием ее здоровья. Не правда ли, он позвонил примерно в половине двенадцатого, мама?
— Да, шын мой, именно так. И он еще отменил инъекцию, когда ужнал, что я чувштвую шебя гораждо лучше… Это было для меня большим облегчением.
— Теперь я хорошо припомнил, — продолжал лгать Сарриа, — тот автомобиль был потемнее и без никелированных полос на дверцах. Ладно, еще раз прошу извинить нас за беспокойство.
— Ну что вы, какое там беспокойство, — запротестовал Хосе-Рамон. — Мы всегда рады помочь властям.
— Приятно слышать, — сказал лейтенант, усаживаясь за руль своего «шевроле».
Эрнандес захлопнул дверцу, и машина с урчанием тронулась с места. На ближайшем углу она свернула вправо.
— Что ты выяснил насчет учительницы?
— Ее легко нашли. В Старой Гаване она уже не работает. Сейчас преподает в начальной школе здесь же, на Ведадо, углу Четвертой и Тринадцатой улиц.