Искатель. 1981. Выпуск №5
Шрифт:
Вчера утром, после того как он решил, что ему самому нужно побывать на месте, Антонов посетил своего школьного товарища доктора Паскала Матева, главного врача одной из столичных клиник. Они не виделись долгие годы, и тот принял Антонова с нескрываемым удивлением. Он вначале подумал, что случилось нечто с его подведомственной больницей и это привлекло внимание друга детства из криминального отдела милиции. Как только он убедился, что интересы Антонова носят чисто познавательный характер, то постарался объяснить ему порядок, существующий в больницах, познакомил с документацией и с тем, как она оформляется. В конце Антонов спросил его, можно ли получить
В регистрационной ему пришлось попросить приемную и выпускную книги за 1966 год. Их принесли сравнительно быстро. Но там “все было в порядке” — принята 5 мая с предварительным диагнозом острого аппендицита, выписана 12 мая здоровой, после проделанной операции. Антонов уже не знал, чему теперь верить. Трупу или документу, кем-то заполненному…
Регистраторше он сказал, что эти бумаги ему нужны на несколько дней, чтобы оформить отчет. Однако та объяснила: без разрешения главного врача она не имеет права выдать их ему. Пришлось взять всю документацию и идти самому утрясать вопрос.
Кабинет главного врача находился на втором этаже. Под синей табличкой красовался листок бумаги, на котором было отпечатано. “Д-р КУБРАТ КАРОЛЕВ”. Антонов протянул руку, чтобы постучать в дверь, но в последний момент передумал. Откуда ему было знакомо это имя? Да, конечно, из истории болезни. Это был тот самый врач, который оперировал Пепи и о котором говорил Хубавеньский. Антонов еще раз посмотрел в документ. Действительно, тот самый. А он собирался запросто войти к нему и просить разрешения на изъятие документации, которая, возможно, могла разоблачить его в должностном преступлении. К человеку, знавшему тайну загадочной операции! Прийти сразу так, будучи неподготовленным к разговору? Антонов разозлился на себя: почему заранее он не догадался расспросить про врача, который лечил Пепи? Но как он мог предположить, что тот сейчас стал главным врачом больницы? Нет, он должен был допустить и такую возможность.
На деревянной скамье в конце коридора нашлось место и для него. Нужно было подумать, что теперь делать, и притом быстрее. Болтовня ожидавших вызова больных мешала сосредоточиться. Сейчас вопрос стоял уже по-иному: не брать разрешения на документы у врача, а произвести допрос хирурга, в сущности, не сделавшего Пепи никакой операции. С чего начать, как к нему подойти, как объяснить свой интерес к этому старому случаю? А если фальшивый документ покажет дорогу к преступлению, если Каролев как-то замешан в нем?
Антонов постучал. Ему никто не ответил. Постучал еще раз. Снова тишина. Он нажал на ручку, и дверь открылась. В маленьком кабинете за столом сидел пожилой мужчина с седыми волосами, в очках с толстой, “солидной” оправой и пышными усами. Он внимательно читал какую-то толстенную книгу и никак не реагировал на вторжение.
— Добрый день, —
Только тогда сидевший поднял голову и посмотрел на него без всякого интереса, а затем равнодушно пробормотал:
— Сейчас не принимаю. Приходите после обеда.
— Именно поэтому я и зашел, что вы не принимаете. — Антонов показал ему служебное удостоверение. — Нужно выяснить с вами детали одной операции.
— Пожалуйста, садитесь. — Только сейчас доктор Каролев счел нужным убрать книгу, не забыв заложить ее бланком рецепта.
Антонов не торопился начать разговор. Он уже уточнил позицию, стратегию разговора. Сейчас нужно было продумать только тактику. За считанные секунды необходимо было составить представление о человеке, сидевшем перед ним… Подчеркнуто интеллигентен, скорее всего весельчак, еозможно, гуляка и галантный ухажер. Своего рода стареющий ихтиманский Казакова… Очень хорошо, с таким легче было говорить.
— Вот в этих документах написано, что Пенка Василева-Костадинова, — Антонов протянул доктору историю болезни, — была прооперирована от острого приступа аппендицита 5 мая 1966 года. Вы это подписали?
Каролев взял документы и внимательно всмотрелся в их содержание. По каким-то едва уловимым изменениям в выражении его лица, по тому, как он перестал читать и задумался, Антонов понял: он хорошо знает и помнит случившееся. При таком варианте линия разговора могла быть одной — открытая, прямая атака. И нельзя ни на миг забывать: “Пепи сейчас жива!” Нельзя открываться раньше времени…
— Ну… это так давно было, прошло целых девять лет. Знаете ли вы, скольких людей я прооперировал за это время! И что же вас интересует?
Только не так. С самого начала доктор должен понять — у него нет никаких путей к отступлению! Без всяких там виляний.
— Не знаю, доктор Каролев, скольких людей вы оперировали за это время, но данный случай — особенный, и вы его хорошо запомнили, не правда ли? Я пришел сюда не просто побеседовать с вами о вашей врачебной практике, а для того, чтобы все выяснить. Поэтому давайте начнем! Прошу вас закрыть дверь на ключ, дабы нас не беспокоили.
Каролев молча встал и покорно закрыл дверь на ключ.
При знакомстве с его документами оказалось, что Каролев родился в Плевене. Антонову это показалось хорошей приметой, обещающим и перспективным сигналом. После того как он предупредил Каролева об ответственности за дачу ложных показаний, Антонов сказал:
— Вы, разумеется, даете себе отчет в том, что я совсем не случайно приехал из Софии из-за этого “давно забытого случая” в вашей медицинской практике, и нам уже известно не только то, что Пенка Василева-Костадинова не оперировалась от аппендицита, но и многое другое? Цель моего посещения — как можно скорее оформить протоколом события мая 1966 года, поскольку без этого нельзя закончить одно дело и установить степень вашей ответственности за совершенное служебное преступление. Это ваша подпись?
— Да.
— А почему здесь нет подписи второго врача? Разве эта форма не должна подписываться двумя врачами?
— Да, заведующим отделением и лечащим врачом. Но в данном случае я был и тем и другим…
— Как же вы ее оперировали, если этого на самом деле не было?
Доктор Каролев наклонил голову и замолчал. Он только старался делать вид, что вспоминает, хотя на самом деле все хорошо знал и помнил. А сейчас он явно колебался.
— Жду вашего объяснения. И не добавляйте к прежнему служебному преступлению нового, за лжесвидетельствование.