Искатель. 1983. Выпуск №3
Шрифт:
— Давай автомат, я вместе с вами их в город повезу.
Гончак с Давыдочевым отошли к забору, закурили.
— Так, кто же его в затылок хлопнул, а, лейтенант?
— Не знаю, не знаю.
Давыдочев затянулся глубоко, так глубоко, что огонь папиросы на секунду выхватил из темноты его лицо.
На рассвете Давыдочев спрятался у баньки, где поселился сапожник. Было совсем рано, но у покосившейся стены уже горел костерик, над которым на ржавом шомполе висел котелок.
Сапожник
Давыдочев разглядывал его крепкую спину с буграми мышц, пороховую синеву татуировок.
— Осень, прохладное утро… — напевал сапожник.
Картина эта так не вязалась с образом сапожника-инвалида, что Давыдочеву хотелось немедленно подойти и арестовать этого человека. Но все что-то удерживало его. Давыдочева не покидало странное чувство, что он где-то его видел.
Скрипели по селу телеги, стучали по колдобинам тачки: крестьяне свозили во двор Гронского госпоставки. Волощук сидел у весов, Станислав Тройский, весело здороваясь с односельчанами, взвешивал муку, сало, окорока, битую птицу.
Гончак сидел на крыльце дома, положив автомат на колени, курил, цепко поглядывая по сторонам.
Токмаков чинил сапоги, насвистывая грустное довоенное танго.
Внезапно свет, падающий из двери, закрыла фигура человека.
Токмаков поднял голову. В дверном проеме стоял Яруга.
— Сапоги готовы?
Токмаков молча достал из-под лавки немецкие сапоги с короткими голенищами, бросил их Яруге.
— Деньги.
— Ты что?
— А ничего. Девяносто рублей. Тут тебе не частная лавка, а госартель.
Яруга посмотрел на Токмакова и понял, что деньги отдавать придется.
Он полез за пазуху, вынул тряпицу, достал три мятые красные тридцатки, бросил их на стол.
— Как от души отрываешь, — усмехнулся Токмаков.
— Ты наживи. Велено передать, завтра чтобы был готов к вечеру.
— Иди.
Солнце уже высоко висело над селом, день клонился ко второй половине. Токмаков вылез из баньки и сел на пороге. Он курил, бездумно глядя перед собой. Просто вышел усталый человек и отдыхает.
Проходящие крестьяне вежливо кивали ему, и он улыбался им добродушно.
Давыдочев шел мимо бани. Он уже несколько раз проходил мимо, пытаясь вспомнить, где же он видел этого странного сапожника.
— Лейтенант, — тихо окликнул Токмаков, — зайди, бесплатно косячки подобью, а то каблуки совсем скривились.
Давыдочев стягивал сапог, внимательно глядя на этого непонятного человека.
— Не узнал, Давыдочев?
Это было настолько неожиданно, что Давыдочев вздрогнул.
— Лейтенант Давыдочев Александр Петрович, год рождения двадцать первый, москвич, окончил Рязанскую школу младших лейтенантов.
— Вы кто? — Давыдочев лапнул кобуру.
— Токмаков я, капитан Токмаков. Память плохо тренируешь, лейтенант. Помнишь, когда тебя в райотдел милиции направили, я у полковника Клугмана сидел?
— Помню, — смущенно выдавил Давыдочев, — вспомнил теперь. А я смотрю…
— Давай сапог.
Токмаков ножом срезал стоптанную часть, начал набивать косячок.
— Завтра они нападут. Завтра, понял? Утром пошли Гончака за опергруппой, о деталях договоримся ночью.
В баньке было душно, и Токмаков спал с открытой дверью. Проснулся он от ощущения опасности. Вскочил. В дверях кто-то стоял.
— Кто?
— Я, — услышал он хриплый голос Яруги. — Пошли. Ждет.
Токмаков встал, натянул гимнастерку.
— Мешок возьми.
— Зачем?
— Узнаешь.
Токмаков оглянулся с тоской, понимая, что пистолет из-за печки достать не удастся.
После темноты свет керосиновых ламп-трехлинеек был особенно ярок, и Токмаков на секунду зажмурился. Когда он открыл глаза, то увидел Рокиту и трех бандитов.
Они сидели в горнице Яруги за столом, положив автоматы рядом на скамейку. На столе стоял самогон, лежали остатки пищи.
Лица их сначала показались Токмакову похожими, на всех лежал одинаковый отпечаток затравленности и злобы.
— Здорово, разбойнички! — Токмаков усмехнулся.
Рокита встал, тяжело посмотрел на Токмакова.
— Сегодня идем брать харчи и немного резать старосту, полячишку и милицейских. Понял?
— Ты же говорил завтра.
Токмаков старался говорить спокойно и равнодушно.
— Хорошие дела нельзя откладывать.
Бандиты засмеялись.
— Ты останешься здесь. Мы тебя запрем в подвале. Мы тебя не знаем. Так будет лучше. А как покончим с этим, ты машину пригонишь.
Токмаков мазнул глазами по комнате. Цепко, словно примериваясь. Четверо, а он один. Сейчас они пойдут и перестреляют ребят. И выход у него оставался один. Страшный, но один.
— Ладно, ты здесь хозяин.
Токмаков шагнул к столу, взял бутылку самогона и кусок сала.
— Это, чтобы мне в погребе страшно не было, а то я темноты боюсь.
Рокита улыбнулся снисходительно.
Токмаков поднял с пола мешок, поставил на лавку, развязал горловину, сунул руки, нащупал гранату, выдернул кольцо и… поставил гранату в центр стола.
Он успел упасть на пол и увидел столб огня, ударивший в потолок. Но боли не почувствовал, просто наступила тишина.
Взрыв разметал бандитов, лампа упала, и горящий керосин полился со стола на пол.