Искатель. 1983. Выпуск №3
Шрифт:
— План-то будет? Я ж от артели работаю.
— Будет, а ты чего не в армии? — подозрительно спросил председатель.
— Там справка, контуженый я. Эпилепсия.
Волощук с сожалением посмотрел на здорового симпатичного парня.
— Где тебя?
— Под Минском.
— Ты к нам надолго?
— На неделю. Ты мне вон ту хибару, — сапожник ткнул пальцем в разваленную баньку, — под мастерскую отдашь?
— Пошли.
Известие о том, что в селе появился сапожник из города, быстро облетело дворы. К концу дня угол
Токмаков работал, насвистывая лихой, прыгающий мотивчик.
— Сапожник!
Токмаков поднял голову. Перед ним стоял Яруга.
— Сапоги к завтрему сделай.
— А, это ты?
— Я.
— Что для меня есть?
— Нет.
— Завтра к утру заходи.
На улице Яруга столкнулся с Тройским. Капрал шел по селу в новой, вынутой из вещмешка и поэтому мятой форме, в фасонистых сапогах. На его френче блестел орден Отечественной войны, две медали и крест.
— День добрый, дядька Яруга.
— Ты стал прямо маршал Пилсудский.
— Ты скажешь!
— Надолго?
— Завтра к своим уеду. А я до тебя.
— Так пошли в хату.
— Часу нет, продай, дядько, бимберу.
— Сколько?
— Бутылки три.
— Один выпьешь?
— Да нет, встречу обмоем, староста придет да милицианты.
Как только стемнело и деревня затихла, Токмаков вынул кирпич из обвалившейся печки, достал ТТ. Завесил окно брезентом, зажег коптилку. Пистолет лежал в руке привычно и удобно. Токмаков выщелкнул обойму, проверил патроны, несколько раз передернул затвор, затем с треском вогнал обойму в рукоятку, загнал патрон в патронник и поставил пистолет на предохранитель. Задул коптилку, снял брезент с окна, сунул пистолет за пояс. Пора.
Он вышел из баньки, огляделся, долго всматриваясь в темноту, и мягко, почти не слышно, словно большой живущий в темноте зверь, побежал вдоль затихших домов.
На опушке, возле дома Яруги, Токмаков лег, спрятавшись в кустарнике. Он ждал.
Станислав Тройский зажег две лампы-трехлинейки, и в покинутом доме стало даже уютно. Свет ламп, мягкий и добрый, осветил декоративные венки из цветов, развешанные на стенах, и они словно ожили. Станислав открыл комод, на дне пустого ящика валялась игрушечная аляповатая лошадка со сломанными ногами. Он повертел ее в руках, усмехнулся и, прислонив к стене, боком пристроил на комоде. Наконец, в старом, рассохшемся шкафу нашел кусок материи в блекловатых цветах, взял его и постелил на стол вместо скатерти. Потом снял со стены один из венков, положил в центр стола. Открыл консервы, вынул из печи чугунок с картошкой, нарезал сало. Отошел, оглядел стол и водрузил на нем три бутылки с самогоном. Сел, закурил и начал ждать гостей.
Они пришли сразу все трое — Гончак, Волощук и Давыдочев. Гончак оглядел стол, крякнул довольно и поставил на него котелок с малосольными огурцами.
— Хорош стол, — засмеялся Волощук и вытянул из кармана завернутый в тряпицу шмат домашней ветчины.
Давыдочев достал банку американской колбасы с яркой наклейкой.
— Прошу дорогих гостей, — Станислав повел рукой, — за скромное угощение простите. Но нет дорогой мамуси.
— Да чего там, — Гончак открыл бутылку.
Гости сели так, чтобы контролировать окна и дверь.
Тройский посмотрел на них и улыбнулся снисходительно.
— Ну, с приездом, Станислав Казимирович, — Волощук поднял кружку…
Они уже выпили понемногу, уже вспомнили фронт, за друзей подняли чарку.
— Чего вы напуганные такие в тылу-то?
— Банда, брат, — Гончак грохнул кулаком по столу. — Сволочь всякая крестьянина обирает. Ты по деревне шел, сам видел: как вымерла. Запугали людей.
— Остались бы, Станислав, — вмешался в разговор Давыдочев.
— Не могу, братья, всю войну того часу ждал, когда своих обниму.
— Не неволю, — Волощук разлил самогон, — сам служил, знаю, что такое отпуск.
Токмаков услышал свист и напрягся словно для прыжка. Свист повторился. Глаза, привыкшие к темноте, различили уродливо-нереальную фигуру Яруги, не идущего, а словно скользившего над землей.
Токмаков собрался идти за ним, но затрещали кусты, и из леса вышел коренастый, приземистый человек, лица которого капитан разглядеть не мог. Они остановились буквально в пяти шагах от Токмакова.
— Ну?
— Харч повезут завтра.
— Так, а где власть?
— Гуляют. Сын Тройского на побывку приехал, у него и гуляют, бимбер у меня взяли.
— Все в доме Тройского?
— Ага.
— Ну ты иди, Яруга, иди. — В голосе коренастого послышался охотничий азарт. — Иди, у меня для них гостинец припасен…
Коренастый шел задами деревни уверенно и быстро, как ходят люди, хорошо знающие местность.
Токмаков двигался за ним, больше всего на свете боясь оступиться.
У дома Тройского капитан отстал, легко перемахнул через плетень и оказался возле дома на пару минут раньше бандита.
В доме играла гармошка, и чей-то голос, несильный, но приятный, пел «Землянку».
Токмаков прижался к сараю и снял ТТ с предохранителя. Бандит перелез через забор, сунул руку в карман и достал гранату — «лимонку». Он был шагах в трех от капитана.
Токмаков выстрелил, не давая ему выдернуть кольцо. Песня оборвалась.
Токмаков прыгнул к упавшему, поднял гранату и побежал.
Гончак из окна увидел убегающего человека и ударил по нему из автомата. Давыдочев стрелял с крыльца вслед неясной, петляющей среди заборов фигуре.
Токмаков бежал, слыша за своей спиной грохот автоматов, пули с противным визгом проносились мимо, кроша плетни, сбивая макушки кустов.
— Посвети-ка, — сказал Давыдочев.
Свет фонаря вырвал из темноты фигуру человека с руками, намертво вцепившимися в траву.
— Слушай, Гончак, а его же в затылок хлопнули.
— Да, дела. — Участковый наклонился над убитым.
Станислав подошел к Волощуку.
— Когда поставки в город везете?
— Через два дня, — рассеянно ответил председатель.