Искатель. 1985. Выпуск №5
Шрифт:
— В оранжерее, — сказали ему, и Леон помчался в оранжерейный отсек.
Анга возилась с какой-то редкой орхидеей, облучая ее ультрафиолетом.
Леон опустился на колени рядом с девушкой.
— Что случилось? — спросила она.
— Опять!
— Заболел?
— Трудно объяснить… Помнишь, я тебе рассказывал, как сидел один в кают-компании после возвращения с астероиде, смотрел на картину…
— Твоего «Пророка» я помню наизусть, Леон, — перебила его Анга.
— В том-то и дело, что не моего!
— Не твоего?!
— Понимаешь,
— Ясно. Муза.
— Не смейся. Мне все время казалось, что кто-то чужой стоит за спиной и управляет моими мыслями, роется в них.
Анга взяла его за руку.
— Пойдем в медотсек.
— Наши медики тут ни при чем, — покачал головой Леон. — Пять минут назад со мной случилось нечто еще более удивительное. Я был у себя в ядерном, проверил приборы, а потом прикорнул прямо в кресле.
— Был там еще кто-нибудь?
— Никого. Как и тогда, в первый раз. Дремлю и вдруг чувствую; кто-то спрашивает меня, а я не знаю, что отвечать. И вдруг мне показалось, что я могу ощущать электромагнитные поля.
— Сон, — сказала Анга. — Тебе приснился наш разговор на астероиде.
— Чет, не сон — Я увидел, ощутил эти поля. Все эти изогнутые плоскости, перекрученные спирали силовых линий, векторную пляску напряженностей…
— Галлюцинации.
— Нет! — крикнул Леон. — Потом, когда наваждение прошло, я тщательно измерил силовые поля отсека во многих точках, и, когда соединил их линиями и плоскостями, получил в точности ту же картину, которую видел наяву.
— М-да…
— Но это не все. Ощутив рельеф силовых полей, я вдруг почувствовал, что уменьшаюсь в размерах, и… полетел. Да, я летал по отсеку, клянусь тебе. Ты веришь?..
— Дальше.
— Я летал как пушинка. Но не по воле воздушных течений: мне удалось управлять своим движением с помощью перепадов силового поля. И я осознал, что неодинок, что у меня тысячи, миллионы сородичей. Я чувствовал себя подвижным и необычайно сильным, хотя меня угнетала тяжесть, и я мечтал, чтобы она исчезла, уступив место невесомости. На все, что было таким привычным, я смотрел как бы чужими глазами. И когда увидел «Валентину» на обзорном экране, она показалась мне чудовищно огромной и неуклюжей.
— Это все?
— Нет, не все! Что-то словно расспрашивало меня о Земле… И тут мне показалось, что в отсек вошел пророк с картины, и я его воспринял как представителя чужой цивилизации. Понимаешь, меня все удивляло в нем, начиная от одежды и кончая бородой, которая почему-то представилась мне мхом, растущим на камнях неведомой планеты… Нет, ты меня не поймешь, не поверишь! — В отчаянье Леон спрятал лицо в ладони.
— Постараюсь понять, — произнесла Анга. — Только рассказывай, пожалуйста, все, не упуская никакой мелочи.
— Спрашивай.
— Вот ты говоришь, что почувствовал себя другим существом, А как ты… то есть
Леон потер лоб.
— Меня самого это интересовало, но я не мог сам на себя посмотреть со стороны. И вообще-то не понимаю, что служило мне органом зрения, но видел я неплохо, хотя совсем по-другому.
— Не можешь себя — опиши других, себе подобных.
— Они мелькали передо мной быстро, и каждый — в сгустке силового поля, в сплетении разноцветных линий напряженности. Да и слишком я был взволнован, чтобы разглядеть детали. Помню только какие-то мохнатые щупальца, которые то втягивались, то вытягивались… Переливающееся световое пятно на поверхности… На поверхности панциря.
— Панцирь? — воскликнула Анга и потянулась к сумочке, с которой не расставалась.
— Зря стараешься, — странно улыбнулся Леон. — Я отлично помню твою находку. Нет, панцирь на каждом существе не был полупрозрачным. Он был, наоборот, массивным, плотным.
— Плотным… — разочарованно повторила Анга. — Ну а что ты делал с этими существами?
— Я находился среди них только несколько коротких мгновений, а, потом все исчезло. Что-то я вспоминал, вспоминал все, что я знаю о Земле. Вспоминал… о геологах…
Не договорив фразы, Леон вдруг побледнел и… потерял сознание.
Растерянная Анга включила экстренную биосвязь и вызвала манипулятор, который увез Леона в медотсек.
В медотсеке Леон пришел в себя. Не открывая глаз, он промычал от боли. Словно два бешено вращающихся сверла ввинчивались в его виски.
Вокруг Леона хлопотали озабоченные медики.
— Что с ним? — волнуясь, спросила Анга у спешащего мимо врача.
— Боюсь, неизвестная болезнь, — нехотя бросил он на ходу.
— Ритмы… — еле слышно прошептал Леон.
— Что, милый? — наклонилась над ним Анга.
— Ритмичные сигналы… Они сведут меня с ума… — Леон метался на ложе манипулятора.
— О чем это он? Какие… сигналы? — недоуменно спросил врач.
— Кажется, я догадываюсь, что ему нужно, — сказала Анга. Порывшись в сумочке, она достала маленький потрепанный томик, бережно обернутый в пластик. Когда-то Леон подарил ей свою самую дорогую книгу, которую они подростками вместе любили читать вслух.
Анга наугад раскрыла книгу и начала читать, стараясь, чтобы голос звучал внятно и отчетливо:
— Мелколесье осеннего севера. Уводящая вдаль колея. Запах пьяный увядшего клевера и тоски подколодной змея. Я сорву стебелек подорожника, в белый храм у дороги войду. Отведи ты, господь, от безбожника надвигающуюся беду.
Голос Анги перехватило. Она умолкла, закрыла книгу и сунула ее обратно в сумку.
— Первый раз слышу, чтобы стихами лечили, — заметила молоденькая медсестра, нарушив паузу, воцарившуюся в отсеке.
— Идея давняя. О лечении гармонией говорил еще, кажется, Велимир Хлебников, — ответил врач.