Искатель. 1987. Выпуск №1
Шрифт:
Лейтенант Меренков не видел, как уходили Бандура и Гаврилов. Он вообще ничего не видел с места механика-водителя, на котором сидел в эту минуту. Впереди за смотровыми щелями был скос окопа, а сзади виднелись только сапоги заряжающего Гридина, сидевшего теперь у пушки, поблескивающая коса Марыси, змеей лежавшая на сапоге, да белая перевязь бинтов обезрученного механика-водителя.
Теперь ему следовало быть сильным, лейтенанту Меренкову. Предстояло вывести танк из окопа, а потом на полной скорости рвануть через поле к селу. Там он собирался вынести Марысю из танка, сказав людям,
Гаврилов уходить на танке отказался. Внутри места уже не было, а сидеть на броне, когда по тебе лупят из пулеметов и автоматов, — верная смерть.
Двигатель завелся сразу, взвыл за спиной, наполнив тесное пространство танка знакомыми запахами. И пришла спокойная злая уверенность, какая всегда приходила перед боем. Танк дернулся, выполз из окопа, и Меренков, припав к смотровой щели, увидел залитое закатным солнцем поле, испятнанное черными фигурами атакующих высоту врагов, темную околицу села и коробки автомашин неподалеку от нее.
— Бей по машинам! — закричал он стоявшему у пушки заряжающему.
Меренкову показалось, что он на некоторое время потерял сознание от оглушающего удара, вдруг обрушившегося на танк, потому что, когда, опомнившись, припал к смотровой щели, не увидел завесы дыма и пыли, вскинутой близким взрывом. Тронул рычаги, танк послушно дернулся вправо-влево. Обрадовался, что все обошлось, но тут уловил запах, знакомый по единственному в его боевой практике случаю, когда горел в танке. Оглянулся в испуге, увидел осевшего на пол заряжающего и большие, незнакомые глаза Марыси. Она в упор смотрела на него чужим остановившимся взглядом.
— Марыся! — в ужасе закричал Меренков.
Снова припал к смотровой щели: бегущие через поле фигурки врагов были совсем близко. Тарахтел, захлебывался двигатель, хлестко били по броне пули, и пахло, все сильнее пахло дымом.
— Марыся! — опять позвал он. Повернулся на сиденье, увидел, как глаза ее медленно, рывками, закрываются, будто ей невмоготу держать веки. — Не умирай, Марыся!.. — И закашлялся от дыма…
Местные жители потом рассказывали, что в тот день, когда немцы подошли к селу, какая-то сила остановила их у Святой горы. Был долгий бой, много полегло ворогов, много погорело у них машин. А ввечеру извергла гора что-то огненное, дымным факелом прокатилось это неведомое по вражеской колонне и скрылось за дальним лесом.
Тогда же пропала из села первая раскрасавица Марыська. И куда она подевалась, никто не знает до сего дня.
Любовь ЛУКИНА, Евгений ЛУКИН
РАЗНЫЕ СРЕДИ РАЗНЫХ
ГЛАВА 1
Все,
На глазах у остолбеневшей бригады металл доехал до последнего ряда роликов, накренился и тяжко ухнул на бетонный пол. Наше счастье, что перед курилкой тогда никого не оказалось.
Первым делом мы с Валеркой кинулись к новичку. Оно и понятно: Валерка — бригадир, я — первый резчик.
— Цел?
Новичок был цел, только очень бледен. Он с ужасом смотрел пои. ноги, на лежащую в проходе плиту, и губы его дрожали.
А потом мы услышали хохот. Случая не было, чтобы какое-нибудь происшествие в цехе обошлось без подкранового Аркашки.
— Люська! — в восторге вопил подкрановый. — Ехай сюда! Гля, что эти чудики учудили! Гля, куда они лист сбросили!
Приехал мостовой кран, из кабины, как кукушка, высунулась горбоносая Люська и тоже залилась смехом.
Илья Жихарев, по прозвищу Сталевар, неторопливо повернулся к Аркашке и что-то ему, видно, сказал, потому что хохотать тот сразу прекратил. Сам виноват. Разве можно смеяться над Сталеваром! Сталевар словом рельсы гнет.
С помощью Люськиного крана мы вернули металл на ролики и тут только обратили внимание, что новичок все еще стоит и трясется.
Мы сунули ему в руки чайник и послали от греха подальше за газировкой.
— Минька, — обреченно сказал Валера, глядя ему вслед. — А ведь он нас с тобой посадит. Он или искалечит кого-нибудь, или сам искалечится.
— А может, у него высшее образование? — сочувственно пробасил Вася-штангист.
— Брось! — сказал Валера. — Высшее образование! Двух слов связать не может!
Впятером мы добили по-быстрому последние листы пакета и, отсадив металл, в самом дурном настроении присели на скамью в курилке.
— Опять забыл! — встрепенулся Сталевар. — Как его зовут?
— Да Гриша его зовут, Гриша!..
— Гриша… — Сталевар покивал. — Григорий, значит… Так, может, нам Григория как-нибудь на шестой пресс, а? У них вроде тоже человека нет…
— Не возьмут, — вконец расстроясь, сказал бригадир. — Аркашка уже всему цеху раззвонил. И Люська видела…
Старый Петр сидел прямой как гвоздь и недовольно жевал губами.
— Вы это не то… — строго сказал он. — Не так вы… Его учить надо Все начинали. Ты, Валерка, при мне начинал, и ты, Минька, тоже…
В конце пролета показался Гриша с чайником. Ничего, красивый парень, видный. Лицо у Гриши открытое, смуглое, глаза темные, чуть раскосые, нос орлиный. Налитый всклень чайник несет бережно, с чувством высокой ответственности.
— А как его фамилия? — спросил я Валерку.
Тот вздохнул.
— Прахов… Гриша Прахов.
— Тю-тельки-матютельки! — сказал Сталевар. — А я думал, он нерусский…
Красивый Гриша Прахов остановился перед скамьей и, опасливо глядя на бригадира, отдал ему чайник.