Искатель. 1990. Выпуск №5
Шрифт:
Жрец, возвращая его на землю, тронул за плечи и тихо сказал:
— Сегодня твоя Каралуни там. — Он повернул его лицом к скале, находившейся на противоположном конце площади, и затем медленно и величественно спустился вниз к толпе. Роман остался на возвышении один. Гимн все еще продолжался. И по тому что песня не имела слов, а уста поющих оставались сомкнуты, казалось, пело само наполняющееся пурпуром зари пространство. Незаметно текли минуты, и вдруг вершина утеса, на которую смотрел Роман, ослепительно вспыхнула под первыми солнечными лучами. Гимн сразу же оборвался. Черта света и мрака стремительно опускалась вниз, к стоящим на площадке людям. Едва она достигла входа в пещеру, как в ее глубине у черной поверхности камня словно засветилось обнаженное тело прекрасной женщины. Она стояла, гордо выпрямившись, подставив солнцу свое лицо. На ней была накинута лишь прозрачная золотая сеть, тонкие нити которой символизировали солнечные лучи.
Сейчас эти золотые нити пылали в лучах солнца, и тело женщины казалось объятым огнем. Бриллиантовые капли росы, сверкая всеми цветами радуги, медленно стекали сверху с прохладной поверхности камня и касались живого человеческого тела.
Только один Роман мог видеть с возвышения, на котором стоял, внутреннюю часть пещеры. Люди на площади все вскинули руки навстречу солнцу, приветствуя его новое рождение. Их лица были обращены к Роману, к встающему за его спиной светилу.
«Приди, приди, приди, Дажьбог!» — пели люди. Но на их призыв неожиданно метнулись темные тени, словно остатки тьмы, только что отброшенной солнцем. Они летели снизу, от границ пропасти, и одновременно сверху из-за скалы, в которой зияло отверстие пещеры. Прежде чем Роман успел понять, что происходит, зазвенели тетивы луков, протяжно запели стрелы, и несколько комков тьмы рухнуло вниз в пропасть. Но нападавших было слишком много, а стражей, не потерявших бдительность в эти торжественные минуты, слишком мало...
В несколько прыжков Роман преодолел расстояние, отделявшее его от пещеры, но было уже поздно. В двух шагах от него две черные тени, распростершие перепончатые крылья, рвались вверх, а между ними билось светлое, беспомощное тело женщины... У него не было никакого оружия, кроме ритуального щита с изображением солнца.
И все же он бы, возможно, еще успел остановить их, задержать, но третья тень, отрезая ему путь, упала сверху.
Летунг, загораживая дорогу, взмахнул коротким кривым мечом. Роман принял удар щитом и, нырнув под него, вложил в выброшенную вперед руку всю силу, приобретенную во время долгих тренировок, всю свою ярость и все отчаянье. Противник, не выдержав удара, повалился назад. Сверху на помощь позерженному врагу бросился еще один, Роман успел схватить конец темного крыла, вывернул его, ломая, и в то же мгновение сзади на его незащищенную голову обрушился удар, и он упал, теряя сознание.
Солнце стояло высоко, когда Роман очнулся. На площадке никого не было, у его изголовья сидел лишь старый жрец, прикладывая к ране на голове листья какого-то растения.
— Где она? — спросил Роман, открыв глаза.
Жрец беспомощно пожал плечами, и этот его жест сказал больше любых слов. Роман попытался приподняться, но резкая боль в затылке сковала движения.
Где воины?
Они осаждают скалу летунгов. Многие погибнут. С ними пошли кафры и сирины. Мир не простит летунгам такого кощунства.
— Мир прощает все. Ему нет до нас никакого дела. — Жрец молчал. Роман видел в его глазах печаль и сострадание, и это привело его в ярость. — Если бы не ваши дурацкие обряды, если бы вы не лазали ночью по скалам, она была бы сейчас с нами! Где оно, ваше солнце? Почему оно не испепелило тех, кто посягнул на его святилище?
Солнце рождается в каждом из нас и в каждом из нас умирает. Те, кто нарушает основные законы жизни, рано или поздно расплачиваются за это.
Скажите это летунгам!
Жрец опять промолчал, и отчаяние Романа постепенно перешло в тупое безразличие. Он медленно поднялся, не обращая внимание на боль, побрел к краю площадки.
— Можно хоть что-то сделать? Кому-нибудь удавалось добраться до них?
Жрец снова ничего не ответил.
— Я ухожу от вас. Ухожу навсегда. — Роман повернулся и медленно пошел к тому месту, где тропа начинала долгий
спуск.
— Я хочу спросить того, кто все это предвидел, есть ли хоть какая-то справедливость в этом мире, и в чем состоит ее
вина?
Жрец смотрел ему вслед долго, пока Роман не исчез за поворотом тропы, и лишь тогда его старые губы, сложившись в горькую складку, прошептали:
—Ты получишь ответ, сын мой, обязательно получишь...
До леса Роман добрался глубокой ночью. Ни одно живое существо не попалось ему по дороге. Может быть, потому, что он был бы рад встрече с любым врагом или хищником, чтобы закончить свой горестный путь.
Он боялся не найти нужной тропинки, которую видел один только раз, но тропа нашлась сразу, и едва взошла третья луна, как из зарослей выглянула крона огромного дерева.
Он был у цели. В этот раз священный дуб показался ему еще больше. Хотя дерево не было дубом, россы упорно называли его именно так.
Из-под корней, изнутри пещеры, вытекали три ручья, незамеченные им в прошлый раз. Не было на этот раз запаха огромных цветов, не было таинственных видений и не было с ним Элии... Вообще ничего не было, кроме сырого мрака и одиночества. Он сел на корень, прислонился к стволу и стал ждать, сам не зная чего. Ночь тихо шла мимо него. Под утро, устав от бессмысленного ожидания, он поднялся и проклял дерево за его предсказание, и лишь тогда вспомнил о хрустальном флаконе, купленном на ярмарке миров. Достав флакон, Роман подумал, что он содержит как раз то, что ему нужно. Он кое-что знал о метаболизме и об инопланетной органике. Эликсир силы? Это можно проверить. Терять ему нечего, и претензий к продавцу скорей всего никто уже не предъявит. Роман, не торопясь, сломал печать и разорвал шелковую нить, соединяющую пробку с флаконом. Присохшая к горлышку пробка далеко не сразу уступила его усилиям. Наконец она хрустнула и открылась. Резкий, ни на что не похожий запах заставил его поморщиться, он поднял флакон к глазам и посмотрел на свет луны зеленоватую жидкость. На какой организм рассчитана доза? Хватит ли здесь для него? Впрочем, это он сейчас узнает...
Понимаешь ли, что собираешься сделать? — спросил его голос, идущий от дерева. Роман повернулся. Седой как лунь, согбенный старец выбрался из пещеры под корнями дерева на свет луны. Но его голос оставался глубоким и чистым, как у юноши, и такими же молодыми были прозрачные синие глаза.
Ваше предсказание сбылось. Ее больше нет со мной.
Я знаю.
Вы довольны?
То, что ты держишь в руках, — не эликсир силы и не яд, как ты надеешься. Злая судьба ждет того, кто выпьет это страшное зелье.
— Злей той, что выпала ей? Это я ранил предводителя леунгов! Отчего же пострадала она? Почему всегда страдают невнные и добрые? Почему они в первую очередь? Молчишь? или ты умеешь только предсказывать несчастья?
Ты ожесточился, сын мой, а между тем у тебя в руках сила, способная изменить судьбу.
Вот этот пузырек? — усмехнувшись, он поднес его к губам.
Если ты его сейчас выпьешь, он убьет тебя. Я знаю, ты того хочешь, но тогда уже никто не сможет помочь твоей
аларуни.