Искатель. 1991. Выпуск №5
Шрифт:
Новичаров прав. Если даже установка взорвется, это будет пожалуй, лучше, чем отмена передачи. Лучше, успешного-разуспешного эксперимента…
— А еще лучше — вообще оставить бесконечность в покое! Рано нам еще в такие игры играть! — сверкнул глазами Вольняев.
Ого! У старичка вдруг прорезался характер! Интересно, кто это его так здорово обработал? Еще вчера не было сомнений, а сегодня… Тоже нет сомнений но уже в противоположном!
Лана смотрит тревожно, словно птица, к гнезду которой подбирается змея. Первый выход на большой зкстран —
— Я прекрасно понимаю вас, Алексей Вадимович. Но отменить передачу… Нет, это совершенно невозможно. Поздно, слишком поздно!
— Но я… я отказываюсь! — протестующе замахал руками Вольняев.
— Предлагаю компромисс. Передача начнется вовремя, как и планировалось. Но вместо Игры, вместо эксперимента мы проведем дискуссию. И если мне за отведенное время не удастся вас переубедить… Что ж, так и будет.
Мобиль круто свернул с магистрали в боковую улицу. Прекрасно, Через три минуты мы уже будем в лаборатории. А там…
— Но я не готовился к спору! — удивился Вольняев. — И выставляться перед всей Солнечной системой…
— Я тем более не готовился. Но другого выхода у нас нет, — твердо ответил Филипп. — Мы уже прибыли. Так что через несколько минут продолжим разговор очно.
Главушин выскочил из мобиля, едва он остановился, окинул беглым взглядом Университетскую площадь.
Трейлеры с аппаратурой на месте, антенны развернуты. Недалеко от входа в Институт рабочие заканчивают монтировать огромный зкстран. Это — для особо рьяных поклонников, фанатиков Игры с бесконечностью, которые хотят не только видеть все почти в натуре, но и находиться как можно ближе к эпицентру событий. Ждут, наверное, пока опять что-нибудь взорвется…
Несколько поклонниц с голографиями в руках подбежали к мобилю. А одна ничего, пожалуй, еще красивее Ланы. Полупрозрачная кофточка — и без лифчика! «Интим», самая последняя мода. Дать ей автограф, чтобы Лана поменьше о себе воображала?
— Извините, не сейчас. После передачи, пожалуйста. Извините, опаздываем!
Филипп открыл дверцу, помог выйти Лане. Галантность — прежде всего. Правила этикета не должны нарушаться, даже если рушится мир.
«Зах, аналитики на месте?»
«Да».
«Постарайся усилить их группу».
«Уже сделано. Два доктора и один богослов на подходе».
— Хорошо,
При чем тут богослов? Впрочем, Захар знает, что делает. В такой ситуации трудно угадать, что может пригодиться.
— Что? Что «хорошо»?
— Это я Новичарову, Тебе тоже пора надеть телеочки. Обстановка может измениться каждую секунду.
Уже изменилась. Перед самым входом в высокое золотисто-стеклянное здание десятка два человек в длинных черных одеждах и нелепых головных уборах. Солнце нагрело голубые пластобетонные плиты, и в легком поднимающемся мареве фигуры кажутся чуть расплывчатыми,
Так вот почему Захар пригласил богослова!
Монах и обворожительная молодая женщина в комплекте «полуинтим»? Прекрасно! Особенно если он молод и, не удержавшись, остановит взгляд на груди собеседницы…
— Захар, срочно оператора ко входу! Здесь какая-то демонстрация, сюжет пойдет в вечерний выпуск новостей.
«Принято, Согласен».
Беглый взгляд на Лану. Задача ясна?
Где же оператор? Ага, вот он, бежит от мобиля, утыканного антеннами, рискуя упасть и разбить экстрамеру.
— О чем спрашивать-то? — нахмурилась Лана. В телеочках с «мерцающей» — в тон колготкам! — оправой она стала похожа на прекрасную бабочку.
— О погоде.
Не удержался-таки. Ну и дурак. Большие синие глаза потемнели, словно вода в бездонном озере, когда туча закрывает
солнце.
— Понятия не имею о чем. Это забота аналитиков. Не волнуйся, они подскажут вопросы. Ну, ни пуха! Как закончишь,
сразу к нам, на тридцать шестой этаж.
Погладил плечо, коснулся губами щеки, стараясь не зацепить носом телеочки. Тучка тотчас растаяла. Неужели у
нее — серьезно?
Филипп взглянул на браслет. До начала передачи пять минут. Но первая часть идет в записи, так что время еще есть.
Да, чуть не забыл!
Замедлив шаг, Главушин повернул голову, полюбовался стройными ножками.
Лана оглянулась.
Проверила, смотрю ли. Странная она все-таки. Ей об интервью надо думать, а она — о мужчине, которого, однако, ближе чем на поцелуй не подпускает. Не охладел ли? Желанна ли?
— Да, Лана, и попробуй оттянуть их от входа. Кажется, это не демонстрация, а пикет. Сами монахи не стали бы, конечно, пикет — одна из форм насилия. Но за их спинами — теперь это ясно видно — маячат и миряне, настроенные весьма воинственно.
— Постараюсь! — улыбнулась ассистентка.
Тебе это не составит большого труда. Тем более что прием достаточно хорошо отработан.
«Лана, первый вопрос, после того, как назовешь себя: «Какую организацию вы представляете?» — запищал в левом ухе голос Лени Циркалина, руководителя бригады аналитиков.
Главушин переключился на соседний канал. Вечерние новости — не главное. Есть еще время для монтажа и подчисток. А вот Игра…
Лана подошла к монахам, что-то сказала. Оператор заметался вокруг нее с трехголовой, словно Змей Горыныч, экстрамерой на плече. Черная шевелящаяся масса скрыла соблазнительную полупрозрачную блузку, колыхнулась вправо, и стали видны открытые двери. А возле них — два дюжих молодца в зеленых майках и зеленых же круглых шапочках без козырьков.
Они и не подумали отойти от входа. А на Лану даже не взглянули.
«Зах, вход блокирован», — беззвучно сообщил через телеочки Главушин, ускоряя шаг.
«Как блокирован? Десять минут назад там были только монахи, а они не посмели бы»…
Все-таки слабоват Захар для ведущего. Пугается по каждому пустяку…
«Вызываю наряд!»
«Отставить. Поздно. Попробую сам».
Филипп сместился вправо, так, чтобы темная колышущаяся масса заслонила его от тех, перекрывших вход.