Искатель. 1993. Выпуск №3
Шрифт:
— Думаю, мне лучше уйти, — сказал он и, не дождавшись ответа Рэнделла, добавил: — Я бы мог посидеть с вами до утра, если вы, конечно, хотите.
— В этом нет необходимости. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мистер Рэнделл.
Когда Хоуг ушел, Рэнделл принялся бесцельно слоняться по квартире, то и дело возвращаясь к постели жены. Замечания Хоуга по поводу Потбери встревожили его куда больше, чем он предполагал. Хоуг сумел расположить его к себе, тем самым перестав быть козлом отпущения. От этого Рэнделлу легче не стало.
Он съел холодный ужин и запил его пивом. Затем затащил в спальню большое кресло, поставил рядом скамеечку для ног, достал запасное одеяло и приготовился ко сну. Делать было совершенно нечего. Он попытался читать, но из этого ничего не получилось. Время от времени он вставал и доставал из холодильника баночку пива. Когда пиво кончилось, он принялся за водку. Она слегка успокоила его расшалившиеся нервы, но нисколько не опьянила.
Рэнделл проснулся от ужасного ощущения, будто тот тип из зеркала хочет похитить Синти. В комнате было темно, его сердце колотилось так, словно собиралось выскочить наружу. Когда он наконец добрался до выключателя и включил свет, то убедился, что его возлюбленная Син лежит на постели все в том же состоянии.
Он осмотрел большое зеркало и убедился, что оно, как и положено, отражает комнату, а не служит окном в какое-то иное, страшное место. Затем он выключил свет и в полумраке плеснул в стакан глоток спиртного.
Однако в какой-то момент ему вдруг показалось, будто он уловил в зеркале движение. Рэнделл резко обернулся, но увидел только свое собственное отражение. Он сел в кресло, вытянул ноги и решил больше не спать.
Что же это было?
Он бросился в погоню за несуществующим призраком. Никого нигде нет. Потом в панике вернулся в спальню. Ведь это могло быть обычной уловкой, рассчитанной на то, чтобы увести его от постели Синти.
Они смеялись над ним, издевались, стараясь заставить его действовать необдуманно и совершать одну ошибку за другой. Он знал: они замышляли заговоры против него в течение всех этих дней, стремясь расшатать его нервы, следили за ним из каждого зеркала в доме, ныряя назад всякий раз, когда он пытался их поймать. Сыны Птицы…
— Птица жестока!
Неужели он сам произнес это? Или это сказал кто-то, кто притаился в нем самом? Птица жестока!
Тяжело дыша, Рэнделл подошел к открытому окну спальни и выглянул наружу. Было темно, непроглядно темно. Внизу на улице никакого движения. Над озером расстилался туман. Сколько времени? Судя по часам на столе, шесть утра. В этом Богом забытом городе хоть когда-нибудь наступит рассвет?
Сыны Птицы… Рэнделл неожиданно почувствовал, что сможет их провести. Они думают, будто загнали его в ловушку, а он их надует. Они не смогут ничего сделать ни с ним, ни с Синти.
Да он просто расколотит все зеркала. Рэнделл кинулся на кухню, где в ящике для инструментов хранился молоток. Он схватил его и вернулся в спальню. Первым делом большое зеркало…
Он замахнулся было молотком, но вдруг заколебался. Синти бы это не понравилось — семь лет несчастий! Конечно, сам он не был суеверным, но… Синти бы это не понравилось. Он повернулся к постели, намереваясь объяснить ей необходимость такого поступка. Все казалось настолько очевидным — взять и расколоть все зеркала, чтобы сыны Птицы больше не смогли им угрожать.
Однако Рэнделла ошеломило спокойствие и невозмутимость лица Синти.
Он подумал, что хорошо бы избежать погрома. Они не могут жить без зеркала, а что такое зеркало? Просто кусок стекла, которое отражает. Замечательно, значит, надо сделать так, чтобы оно не отражало! Он даже знает, как это можно сделать! В том же ящике для инструментов хранилось три или четыре баночки эмали, оставшиеся после косметического ремонта мебели.
Он слил их содержимое в небольшой тазик. Как ему показалось, этого должно хватить для его целей. Сначала Рэнделл взялся за большое зеркало, обрабатывая его быстрыми и беспорядочными мазками. Краска текла по его запястьям, капала на туалетный столик, но он не обращал на это внимания. Затем принялся за остальные.
Краски как раз хватило замазать все зеркала в квартире, включая и то, что висело у двери в гостиной. Оно было последним, если не считать крохотного зеркальца в пудренице у Синти. Но оно в счет не шло — сквозь него человек ни за что не пролезет, слишком уж маленькое.
Эмаль была красной, и теперь, обляпанный ею чуть ли не с головы до пят, Рэнделл походил на маньяка-убийцу, разделывавшего свою жертву топором. Он небрежно вытер краску полотенцем и вернулся к своему креслу и выпивке.
Пусть теперь попробуют! Пусть попробуют сотворить свое грязное черное колдовство! Теперь он загнал их в угол!
Он стал ждать рассвета.
Загудел домофон. Он поднялся, довольный, что так и не сомкнул глаз. С Синти было все в порядке — то есть она по-прежнему спала, и это радовало Рэнделла, поскольку он ожидал худшего. Он свернул самодельный стетоскоп и убедился, что сердце бьется хоть и слабо, но ритмично.
Снова загудел домофон. Рэнделл машинально ответил.
— Потбери, — услышал он в динамике. — В чем дело? Вы что, спите? Как пациентка?
— Без изменений, доктор, — ответил Рэнделл, стараясь говорить спокойно.
— Вот как? Может, вы все-таки позволите мне войти?
Потбери прошмыгнул мимо Рэнделла, едва тот успел открыть дверь, и направился прямо к Синти. Он на секунду или две наклонился над ней, затем резко выпрямился:
— Похоже, состояние действительно не изменилось, — констатировал он. — За день или два вряд ли произойдут значительные улучшения. Возможно, кризис наступит в среду. Он с любопытством оглядел Рэнделла. — Чем это вы тут занимались? У вас такой вид, словно вы четверо суток пьянствовали.
— Ничем, — огрызнулся Рэнделл. — Почему вы не разрешаете отправить ее в больницу?
— Потому что хуже этого и придумать себе нельзя.
— Откуда вы знаете? Вы же, в сущности, даже не осмотрели ее как следует. Вы даже не знаете, что с ней. Не так ли?
— Вы что, с ума сошли? Я же вчера вам все объяснил.
— Ничего вы мне не объяснили. Вы отделались одной фразой. Вы пытаетесь меня обмануть, и я хочу знать, зачем?
Потбери шагнул к нему.