Искатель. 1998. Выпуск №8
Шрифт:
— Его подарил мне мой жених Барсуков, — твёрдо ответила Лера. — И я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь.
— Я добиваюсь правды, больше ничего. С Барсуковым вы познакомились в августе этого года, вы сами так сказали. Ведь сказали, или мне послышалось?
— Сказала, потому что это правда. Мы действительно познакомились в августе.
— И раньше никогда не встречались?
— Никогда.
— А откуда же тогда у вас это кольцо?
— Ну я вам сто раз говорила: Саша подарил! Чего вы ещё хотите?!
— Да помилуйте, Валерия Геннадьевна, — изумление, разыгранное Ольшанским,
Щёки девушки вспыхнули, руки, лежащие на столе, задрожали.
— Это неправда. Кто вам сказал такую глупость?
— Люди, которые видели на вашей руке это кольцо. Их много, не могут же они все дружно ошибаться.
— Какие люди? Что вы выдумываете?
— Ваши сокурсники, ваши преподаватели. Кольцо крупное, дорогое, заметное, на него многие обращали внимание. Вы его носили с сентября прошлого года, как раз с того времени, как поступили в институт. Вам его подарили в честь поступления, да? Назовите мне имя человека, который сделал вам подарок.
— Это не ваше дело.
— Нет, моё.
— Нет, не ваше. Это моя личная жизнь, и я не обязана ни перед кем отчитываться. Что, у меня не может быть поклонника, который делает мне подарки?
— Может, Валерия Геннадьевна, может. Но этот ваш поклонник причастен к убийству Тамары Соловьёвой, и это уже моё дело. Так кто он?
— Он не убийца. Оставьте его в покое.
— Тогда где он взял кольцо?
— Купил.
— У кого?
— Ну я не знаю. В магазине, наверное. Какая разница?
— Голубушка моя, ворованные драгоценности в магазинах не продаются, а если вам сказали именно так, то вас обманули. Короче говоря, вы продолжаете лгать и пытаетесь покрывать убийцу. Вы говорили мне неправду на протяжении двух часов, и моё терпение истощилось. Или вы называете мне имя дарителя, или я выношу постановление о вашем задержании.
— За что?! — перепугалась Лера. — Я ничего не сделала! Вы не имеет права меня задерживать.
— Отчего же-с? — прищурился Ольшанский. — Очень даже имею. У вас обнаружено кольцо, похищенное с места убийства, вы отказываетесь назвать мне имя человека, который вам его подарил, стало быть, вы знаете, что он к этому убийству причастен, и не хотите его выдавать. Это называется укрывательство и отказ от дачи показаний, на этот случай предусмотрена уголовная ответственность. Видите, как всё просто. Вы, наверное, привыкли к тому, что с такой красивой девушкой, как вы, никаких неприятностей не случается, потому что никто не может перед вами устоять. Но вынужден вас разочаровать, это не тот случай. Уголовный кодекс на красоту внимания не обращает. Так что выбирайте, или имя или камера. Вам что больше нравится?
— Он не убийца, — упрямо повторила Лера.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился следователь, — я готов вам поверить. Но вам придётся мне это доказать. Пожалуйста, давайте попробуем не называть его имя, если вам так не хочется это делать,
Лера подавленно молчала. Она явно не ожидала такого поворота и не знала, что говорить.
— Я слушаю вас, слушаю, — нетерпеливо повторил Константин Михайлович. — Начинайте.
— Но я не знаю… Я не знаю, как это доказать, — пробормотала она, не глядя на него.
— Начнём с самого простого. Убийство Тамары Соловьёвой было совершено восемнадцатого марта восемьдесят восьмого года. Где в это время находился ваш знакомый, подаривший вам кольцо?
— Откуда мне знать? Мы тогда не были знакомы. Это же было почти десять лет назад.
— Но ведь если он ваш близкий знакомый, то вы должны знать хоть что-то о его жизни до встречи с вами, — возразил Ольшанский. — Например, он вам рассказывал, что в конце восьмидесятых его вообще не было ни в России, ни в Москве, потому что он тогда работал за границей. Или, опять же к примеру, сидел в это время в тюрьме и совершить убийство никак не мог. Припомните-ка всё, что знаете.
— Конечно! — лицо Леры просветлело. — Я поняла, о чём вы говорите. Он не мог никого убить, потому что был в это время ещё ребёнком. Ему сейчас двадцать пять лет, значит, тогда было пятнадцать или шестнадцать. Вот видите, он не убийца!
— Я пока ещё ничего не вижу, колонии для малолеток переполнены несовершеннолетними убийцами, так что возраст в данном случае не аргумент. Вот если бы ему было лет семь-восемь, я бы с вами согласился. А шестнадцать лет — возраст солидный. Кстати, где он рос, в Москве? Или, может быть, он вообще не москвич? Кто его родители, где они сейчас?
— Он… — Лера замялась, — он сирота.
— Значит, он воспитывался в детском доме и интернате?
— Нет, он… Его родственник воспитывал, кажется. Или друг его родителей… Я точно не помню.
— Они жили в Москве?
– Да.
— Вот видите. Если бы они жили в Магадане, я бы вам поверил. Поищите ещё аргументы, Валерия Геннадьевна, если хотите меня убедить. Вы видите, я с уважением отношусь к вашим чувствам и понимаю, что молодая женщина далеко не всегда может назвать имя своего возлюбленного, особенно если он женат и занимает видное положение. Я прав?
— Он не женат, — резко ответила Лера. — С чего вы взяли?
— Ну, голубушка, — картинно развёл руками Ольшанский, — тогда я перестаю вас понимать. Я-то развожу тут с вами церемонии, стараюсь щадить вашу молодость, деликатничаю, выслушиваю вашу неумелую ложь, вместо того чтобы заниматься делом. Всё, хватит, вы уже злоупотребляете моим хорошим к вам отношением. Или вы в течение пяти минут называете мне имя этого человека, или я вас задерживаю.
Настя поняла, что Ольшанский просто тянет время. Он мог бы остаться жёстким и сухим, надавить на Леру, и она давно бы уже сказала ему всё, что нужно. Конечно, раскалывал он её по всем правилам профессионального искусства, но девочка совершенно не стоила таких усилий, она была слабенькой и неопытной, и заставить её назвать имя было делом совсем несложным. Костя чего-то ждёт. Но чего? Уж не звонка ли Короткова с какими-то новыми сведениями?