Искатель. 2000. Выпуск №6
Шрифт:
— Изложите формулу вашего изобретения, — перебил я Бурбакиса, не желая обсуждать тему нашего предполагаемого сотрудничества.
— И не подумаю, — буркнул клиент. — Вы эксперт или нет? Вот сами и определите, чем моя новая планета отличается от всех прочих. Засиделись мы, пора в дорогу.
Мог ли я не принять вызова, брошенного моей проницательности? Сутки спустя, мы опустились на поверхность небольшой планеты, при виде которой у меня захватило дух: это была если не копия Земли, то ее улучшенный вариант. Леса, реки, облака, горы, водопады, моря, и главное — ни одного хищника, включая людей. Так, по крайней мере,
— Скафандр? — сказал я, когда мы встали с кресел и приготовились к выходу на поверхность планеты.
— Еще чего! — возмутился изобретатель. — Здесь чистейший воздух. Дыши — не хочу.
— Почему не хотите? — с подозрением спросил я. — Почему я должен дышать, а вы — нет?
Бурбакис не удостоил меня ответом, и мы вышли на залитый солнцем луг. Я услышал пение птиц и — вот странное дело! — жуткое завывание ветра, хотя царил полный штиль. Я даже повертел головой, чтобы найти источник странного звука, но ничего подозрительного не обнаружил и спросил у стоявшего неподалеку изобретателя:
— Куда вы спрятали шумовую установку?
Ответа я не расслышал.
— Что? — переспросил я, и Бурбакис произнес длинную фразу. Я видел, как шевелятся его губы, но не слышал ни слова.
— Вы можете говорить громче? — раздраженно сказал я и увидел, как Бурбакис буквально зашелся в крике. Увидел — да, но не услышал. По-прежнему завывал ветер, и к этим пронзительным звукам добавился неожиданно грохот упавшего дерева — треск переломившегося ствола, шорох сминаемой листвы, писк какой-то птицы, лишившейся гнезда.
У границы леса действительно лежало поваленное дерево, но упало оно явно не секунду назад: крона была примята прошедшим дождем, но успела подсохнуть и зеленела на солнце.
Бурбакис тронул меня за плечо, я обернулся и увидел, что он говорит что-то, тщательно артикулируя каждое слово. К сожалению, я не умею читать по губам, о чем и сообщил своему спутнику в самой вежливой форме. Впрочем, одно слово, беззвучно произнесенное Бурбакисом, как мне кажется, я всё-таки узнал. Это было слово «изобретение». Собственно, я уже и сам догадался, какой именно особенностью решил наградить Бурбакис свою планету. Разговаривать с этим типом было бессмысленно, и я знаками пригласил Бурбакиса подняться в звездолет. Он покачал было головой, предлагая совершить пешую прогулку по прекрасному лугу, но, честно говоря, вивисекция, какой изобретатель подверг бедную планету, мне так не понравилась, что я решительно шагнул к люку.
Когда Бурбакис ввалился следом за мной в капитанскую рубку, я сказал сурово:
— Послушайте, неужели ваша фантазия способна только на такие варварские идеи?
— Какие? — напустил на себя удивленный вид Бурбакис. — И почему варварские?
— Насколько я понял, — сказал я, — в состав атмосферы введены вещества, замедляющие скорость звука. Вы слышите сейчас то, что произошло несколько часов назад. Если я встану от вас на расстоянии десяти метров и крикну во весь голос, то вы услышите мой крик завтра утром!
— Нет, — смутился Бурбакис, — скорее сегодня к вечеру.
— Небольшая разница, — отмахнулся я. — Неужели вы не понимаете, что жить на такой планете невозможно? Нет, я не могу выдать вам авторское свидетельство на это бесполезное изобретение.
— Бесполезное? — возмутился Бурбакис. — Полезнее моего изобретения нет ничего на свете! Эволюцию не остановить, Шекет. Вы правы — общаться с помощью звуков местные живые существа не могут и не смогут. Здесь возникнет разумная жизнь, куда более совершенная, чем наша! Не имея возможности кричать, живые существа научатся другому способу общения — телепатическому. Разве это не прекрасно?
— Может быть, — отмахнулся я. — Сколько времени им для этого понадобится?
— Ну… сотни миллионов лет, думаю, достаточно.
— Вот именно, — злорадно сказал я, — приходите ко мне через сто миллионов лет, и я зарегистрирую ваше изобретение. А пока извините…
И я решительно надавил клавишу старта.
ПЛАНЕТА СЧАСТЬЯ
— Пришел господин Бурбакис, — доложил киберсекретарь, и мне пришлось оторваться от составления договора на аренду астероида Паллада. Я уже третьи сутки пытался продраться сквозь юридические тонкости этого документа, составленного в режиме реального отождествления — обе стороны, подписывавшие договор, на время становились астероидом, ощущали его недра как свои собственные, а поверхность — как собственную кожу, опаляемую лучами Солнца. Я человек консервативный, и новомодные штучки мне не очень нравились — зачем изображать из себя астероид, если нужно всего-навсего понять, велика ли предлагаемая хозяином арендная плата?
Бурбакис ввалился в кабинет, будто в собственную спальню и повел себя соответственно: скинул башмаки, в которых перемещался в космосе от одного астероида к другому, уселся не на стул, а на диван, предназначавшийся для особо опасных посетителей.
— Сюда, пожалуйста, — сухо сказал я, указывая на стул, прикрепленный к полу скобами: предосторожность была не лишней не только из-за малой силы тяжести на астероиде, но и потому, что некоторые клиенты норовили использовать этот предмет мебели для покушения на личность эксперта.
— А, — махнул рукой Бурбакис, — этот стул приносит посетителям одни разочарования. Когда я на нем сидел, вы не дали положительного решения ни по одному из моих предложений.
— Вы думаете, сменив позицию, смените и судьбу? — ехидно спросил я.
— Надеюсь, — заявил Бурбакис. — Что такое судьба человека? Всего лишь смена его диспозиции по отношению к базовым пространственным определителям.
— Я уже отклонил три ваши заявки, — напомнил я, — и готов продолжить традицию. Что у вас сейчас — опять какая-нибудь гадкая планета?
— Планета, — подтвердил изобретатель, — но почему гадкая? Планета, на которой все счастливы, может быть только прекрасной. Кстати, я назвал ее Бурбакида.
— Прекрасное название! — воскликнул я. — А как вам удается сделать счастливыми всех жителей планеты? Надеюсь, вы не используете запрещенные способы — например, концлагеря для инакомыслящих?
— Господь с вами, Шекет! — возмутился Бурбакис.
–
Коммунисты, да будет вам известно, потерпели фиаско, вообразив, что счастье может быть коллективным. На Бурбакиде каждый приобретает свое личное, индивидуальное, приватное, точечное счастье.