Искатель. 2001. Выпуск №11

Ковалев Анатолий Евгеньевич

– Домашние телефоны директора, шеф-повара и бухгалтера?

– Телефоны девочек по вызову, - сказал Оладько.

– Кафе «Эммануэль», - объяснил Тюнин.

Мы обсудили заказ. Учли интересы каждого, которые сложились в волю общую. Я предложил:

– Хочется картошки с селедочкой.

– Нас неправильно поймут, если не возьмем чего-нибудь культурного, например, кролика в лимонном соусе, - сказал Оладько, наш старший товарищ.

– Нас совсем не поймут, если не возьмем водки, - добавил Мишка Тюнин.

– Надо по-людски: только звери едят и не выпивают, - согласился я.

Мы заказали оговоренную еду и бутылку водки «Адреналин». Звери едят и не только не выпивают, но и не разговаривают. Пропустив по рюмке, мы повели беседу. Об обидах. А обижает нас не преступник и не начальство - обижает нас собственный народ. Я вспомнил:

– Журавлева увольняют. «Телега» на него поступила от гражданки, что якобы ударил ребенка…

– Ага, ребенку шестнадцать лет и финка в кармане, - сказал Тюнин.

– У Журавлева трое детей, - вспомнил Оладько.

– И все не его: когда работал милиционером на вокзале, по жалости усыновил трех подкидышей, - добавил я.

– Нас и ругают ни за что, и хвалят по дури, - длинно заговорил Тюнин.
– В газете статья… Собрались мафиози со всего региона хоронить авторитета. И корреспондент отвешивает нам комплимент: мол, милиция сработала грамотно и не допустила разборок. Ни хрена себе подход! Хвалят за то, что бандиты мирно разъехались убивать и грабить. По-моему, если бы они перестреляли друг друга - вот была бы хорошая работа милиции…

– Ребята, - остановил его Оладько, - еще в царской России офицеры, дворяне, интеллигенция не любили полицейских и сыскарей. Смотрели на агентов сверху вниз. А эти агенты отдавали за них жизнь.

Мы выпили по второй рюмке. В кафе стало уютнее и на душе теплее. Кролик в лимонном соусе был хорош, а селедка с картошкой и того лучше. Но я знал, что душа поет не от водки и не от кролика - оттого, что рядом мои ребята, надежные, как бронежилеты.

– Работаем, мы, братцы, вхолостую, - сказал Тюнин.
– Ловишь, бегаешь, супа не ешь… Приземлил. Глядь, и года не прошло, как бандюга уже на свободе.

– Потому что условно-досрочное освобождение, адвокаты, залоги и амнистии, - поддержал я.

– Потому что права человека, - не согласился Оладько.
– И заметьте: права человека у преступника. У потерпевшего никаких прав.

Мы выпили. Кролик в лимонном соусе был какой-то особенный, очень мелкой породы. Поэтому мы взяли еще по свиному шашлыку, исходя из того, что поросенок крупнее кролика. Кто-то из нас счел, что шашлык слишком жирен; кто-то из нас нашел, что в нем мало луку; кто-то из нас решил, что шашлыки мелковаты. Тюнин продолжил наболевшую тему:

– Поэтому из милиции кадры бегут. Майор Цыплаков ушел в науку. Пишет диссертацию на тему «Тяжелый рок, как выражение сексуальности подростков».

– Не так. «Иномарка, как показатель интеллекта нового русского», - поправил его Оладько.

– А что?
– согласился я.
– Один боксер получил звание кандидата педагогических наук за диссертацию «Удар в печень».

Тут Оладько на правах старшего товарища обнаружил, что бутылка пуста, как карман бомжа. И он, как старший товарищ, заказал вторую, правда, спутал названия и вместо водки «Адреналин» потребовал водку «Анальгин». Тюнин установил, что свиные шашлыки мы съели, и заказал по куску мяса еще более крупного, чем поросенок, животного. Я тоже не сидел без дела и, осмотрев зал, углядел в углу стойку бара с барменшей.

Надо сказать, что вторая бутылка время убыстрила. Где-то на предпоследней рюмке, я заметил, что барменша поглядывает в нашу сторону с загадочным интересом. Я поделился с ребятами. Оладько хмыкнул:

– Это Кома.

– Кто?
– переспросил я.

– По паспорту Камилла Петрова.

– Все Петровы - пьяницы, - изрек Тюнин.

– Вот Ивановы выпивают умеренно, - поделился и я жизненным наблюдением.

– А Сидоровы вообще люди хорошие, - заключил Оладько.

Мы прикончили вторую бутылку и впали в тяжелую задумчивость по поводу третьей. Барменша смотрела на нас. Это естественно. Оладько высок, сух, и его кости сочленены, как металлические опоры. Мишка Тюнин белоголов, остролиц, светлоглаз, тонок и похож на гигантский гвоздь без шляпки. А я рыжеволос и потому прекрасен. Пришлось обратить внимание ребят на барменшу.

– Мы знакомы, - признался Оладько и поманил ее.

Барменша подошла. Распахнутый жакет с оперением, брючки на ремне с полосками из крокодиловой кожи… Красные губы большого рта раздвинулись в широкой улыбке… Весомая грудь, казалось, колышется, будто от ветерка…

– Кома, скучаешь?
– спросил Оладько.

– У меня там маленький телевизор. Смотрю сериалы, - ответила она низким с легкой сипловатостью голосом и добавила: - В Россию едут американские специалисты ставить «мыльные оперы».

– А мыло чье?
– заинтересовался Мишка Тюнин.

Ответить она не успела. Подошедший сзади мужчина ласково обнял ее и встал перед нами, видимо, желая познакомиться. Камилла представила его:

– Мой бойфренд Яша.

Бойфренд Яша гипнотически уставился на меня, а я в свою очередь не мог отвести взгляда от его круглой лысой головы, размеченной пятнами и кляксами. Так и не отводя взгляда, я поздоровался:

– Привет, Поскокцев!

В какой-то песне поется: «Мои мысли, мои скакуны». Вот и мои заскакали, как зайцы от охотника. В деле о полтергейсте присутствовали доллары. Допустим. Но теперь в деле появилась широколицая Кома. Ищи женщину… Да я и не искал - сама возникла. Доллары и женщина. Ничтожно мало информации для беспокойства и тем более для того, чтобы мысли запрыгали скакунами.

Но Рябинин утверждает, что для размышлений количество фактов не так уж и важно. Как он говорит: много знающий, но не размышляющий, уступает мало знающему, но думающему. Итак, у меня появился новый факт, из которого вытекает…