Искатель. 2009. Выпуск №5
Шрифт:
Я думал, что вчерашнее приключение было самым абсурдным в моей жизни. Однако сейчас на наших глазах творилось что-то вообще невероятное. Три десятка взрослых мужиков стояли и какое-то время, словно в кошмарном сне, наблюдали за вандалом, уничтожавшим чуть ли не самое дорогое, что было у них в жизни! Наконец мы опомнились и с воплями ярости, хватая что попадется под руку, желательно — потяжелее* бросились мстить.
Витуля не стал дожидаться несущейся на него толпы и пустился наутек вдоль берега. Мы — за ним. Несколько человек спустились к урезу воды, остальные бежали поверху, отрезая трольболю путь в поле. Наверняка Витуля справился бы с нами поодиночке, возможно, благодаря
В самом верховье пруда он перепрыгнул ручей и все так же по берегу помчался в сторону плотины. Я запоздало подумал, что кому-то надо было остаться на нашем берегу, чтобы Витуля не смог вернуться обратно. Оказывается, такой умный человек нашелся. Когда преследуемый по пятам трольболь выскочил на дамбу, на его пути оказался Александр Посохов.
Наверное, запомнив вчерашний урок, именно его и боялся Витуля, вернее, боялся не Посоха, а его газового пистолета… Один за другим прогремели четыре выстрела, и, как и вчера, Витуля, заскулив, напялил на лицо шапочку. Потом его качнуло, повело в сторону, к краю дамбы, деревянный парапет не справился с весом навалившегося верзилы, и Витуля упал в пруд.
Вооруженные кто колами, кто камнями, мы забежали на дамбу. Кажется, многие готовы были начать обстрел Витули, как только его голова покажется на поверхности воды. Но вместо него появлялись лишь пузыри. А потом дамбу сотряс удар. И еще один, и еще. Казалось, что кто-то бьет в ее основание огромным тараном. Оставаться на ней как-то сразу расхотелось, поэтому мы поспешили убраться на берег.
И очень вовремя. Потому что рядом с тем местом, где находился слив, вдруг появилась трещина; после очередного удара она заметно расширилась, в нее побежала вода, все больше и больше углубляя провал; и вот уже настоящий поток ринулся в образовавшуюся дыру, обрушивая края дамбы, на которой мы только что стояли.
Сложилось впечатление, что вода, словно живое существо, только и ждала избавления от плена. А вместе с ней жаждали вырваться на свободу караси с карпами, которым изначально была уготована участь оказаться на сковородке.
Все кончилось за несколько быстрых минут. На месте глубокого пруда остались лишь илистое дно с небольшими лужицами и черными коряжками да петляющий между ними ручеек. Ни рыбы, ни Витули не наблюдалось.
— Вот и посоревновались, — сказал кто-то и закашлялся.
— Эй, рыбачки! — окрикнули снизу. Миха Гофман сидел на багажнике «жигуленка», увязшего колесами в иле, и махал нам тросом. — Скорее вытаскивайте нас отсюда!
— Сейчас, сказочник, потерпи! — обнадежил Посохов. — Давайте, мужики, побыстрее его вытащим и сматываемся. Только сначала надо охрану поставить. А то вдруг этот Витуля снова появится…
Кирилл Берендеев
СВЕТ ОДИНОКОЙ ЗВЕЗДЫ
Самый край Пояса Ориона. Бархатная тьма ночи, в сравнении с которой земное небо кажется световой феерией. Но мне предстояло отправиться еще дальше, к звезде, которая не входила даже с состав нашей галактики.
Это был всего лишь второй полет на космическом корабле. И первый по служебному заданию. Недалеко, по меркам нашего времени, до планеты 2012, находящейся за краем Пояса Ориона в пятидесяти четырех парсеках. Мгновение для перехода — если бы там находились действующие врата. Но в том-то и дело, что канал тахионной связи оказался разорван — и, как назло, случилось это сразу после того, как на планету, немного обустроенную роботами, прибыла
Собственно, это я напросился единственным членом в экспедицию. Мой начальник, получив докладную, только рад был внезапному рвению и не возражал против продления инспекции. Тем более не противились на 1834 — наоборот, рады были спровадить дотошного эксперта. Лететь предстояло месяц; мне предложили улечься спать, но я предпочел не пропустить старт и выход на траекторию — единственное, ради чего и хотелось пережить заново детские воспоминания о первом полете до Нептуна и обратно, — и уложился уже сам, когда того потребовал корабельный вычислитель.
А проснулся через три недели. Под истошное завывание сирены и кроваво-красные огни диспетчерского пульта — ну точь-в-точь как в старинных земных фильмах. Вот только единственный сигнал с бортового вычислителя, транслировавшийся в мой мозг, заставил немедленно сорваться с места и помчаться к спасательной шлюпке. Разгерметизация грузового отсека.
Когда я ворвался в шлюпку и задраил дверь, корабль тряхнуло. Новое предупреждение порадовала еще меньше: «Неполадки в прямоточном тахионном ускорителе». На мои приказы разобраться в обстановке, шлюпка не отреагировала. Ей достаточно было сообщения о резком возмущении поля, возможно, от старой линии перехода. В нее и ударился корабль на скорости в две тысячи световых.
Мгновение — и я катапультирован; кораблю теперь самому придется решать возникшие проблемы. А секундами позже вой повторился вновь — разорвав гиперпространство, шлюпка оказалась в нескольких тысячах километров от какой-то планеты. № 2011, как было сообщено бортовым вычислителем, терраформирование начато три года назад, но ни свидетельства о сдаче планеты, ни комплексных данных нет. Скорость с третьей космической, коей обладает объект, аварийно покинувший линию перехода, стремительно падала, но планета уже заполнила собою экраны. А значит… «Аварийная посадка, немедленно вколите комплект лекарств № 2 и погружайтесь в скафандр. До столкновения с поверхностью осталось двести шестьдесят восемь секунд… двести шестьдесят четыре секунды…»
Я послушно пшикнул в плечо капсулу и спешно принялся упаковываться в скафандр. Гелий залил свободное пространство вокруг меня, с шипением вытравливая воздух. Грудь сдавило, мне было рекомендовано глубоко дышать — под непрерывное «шестьдесят четыре секунды, шестьдесят две секунды…» я несколько раз вздохнул, заполняя гелием легкие. И в этот момент счет завершился.
Удар, еще удар. Тряхнуло так, что скафандр сорвался с ложемента и стукнулся о стену. Гелий вытек, меня выбросило, ударило обо что-то. В бортовые окна виднелась пустыня до горизонта, засушенные зноем деревца, чащобу которых пропарывала носом шлюпка. Затем новый удар, еще один, свист выходящего (или входящего) воздуха — и темнота.