Искатель. 2009. Выпуск №6
Шрифт:
Балянский за двадцать милицейских лет привык к особому терпению и дождался своего — Глафира оказалась напротив него. И понесла свою привычную околесицу. А он, за сутки пути и бессонные ночи скопивший столько возмущения, не смог вымолвить ни слова. Сидел, проглотив язык, и молчал. Что произошло с бывшим майором?
— Борис Антонович! Лето в разгаре — я взяла путевку, — обратилась к шефу главбух.
— А как же мы без тебя?
— Так ведь вы Анюту в мои заместители протащили.
— А ты откуда знаешь?
— Я и не это еще
— А что именно, если не секрет?
— Что вы на нее представление за моей подписью отправили… Ая-то ничего не подписывала…
— Ну, тогда отдыхай! — невольно проговорил Манин, пойманный с поличным.
С каким облегчением Вероника Семеновна откинулась на спинку кресла в самолете, улетающем в Бургас. Она могла отключиться от Глафириных укусов, от зануды-шефа, от настырных подчиненных, а самое главное, за это время должен был удвоиться ее вкладной капитал.
Вероника Семеновна еще не успела приземлиться на морском побережье, а Глафира начала действовать. Обработала операционистку по вкладным операциям Светлану и вынудила ее перейти в бухгалтерию на обслуживание юридических лиц:
— Тогда у тебя за плечами будет две профессии!
Свою дочь уговаривать не пришлось: та давно прожужжала матери все уши.
И вот пожаловала к управляющему:
— Теперь тебе бить мои карты нечем…
Манин что-то мямлил, просил обождать возвращения Вероники, пытался под любым предлогом улизнуть из банка, но кадровичка на этот раз перекрыла ему все пути отступления. Манин сник…
В тот же день Наталья Очеретяная сменила за стенкой кабинета своей матери операционистку Светлану. Комендант поменял ей твердый стул на мягкое кресло, зашарпанный конторский стол на новехонький банковский, протянул отдельный телефон, повесил жалюзи, чтобы хоть как-то угодить дочери Глафиры Львовны.
Каково было удивление Очеретяной, когда она в списках вкладчиков увидела фамилию главного бухгалтера!
Такого разъяренного лица у «начальника трех отделов» Манин еще не видел.
Прямо с порога выпалила:
— Ты кого пригрел-л?!
Когда Борис Антонович увидел список вкладчиков, ему сделалось плохо: он выбивал деньги главному бухгалтеру на квартиру, думал, что та уже оплатила квадратные метры и вот-вот пригласит на новоселье, а она с ним обошлась, как с последним дураком, поместила деньги во вклад и теперь накручивала проценты!
Склонившись над управляющим, Глафира ждала объяснений. Сердце Манина готово было выпрыгнуть. Он не знал, что говорить. Такого он не ожидал… Жалостливо поглядывал на Глафиру, словно прося пощады…
От шефа Глафира вышла серьезнее серьезной:
— Оповестите всех сотрудников, что теперь у нас введена должность заместителя управляющего с особыми полномочиями. И на эту должность назначена я!
Секретарша, печатая приказ, застучала по клавиатуре компьютера сразу четырьмя пальцами.
Несмотря на некоторые
Ошарашенный махинацией главного бухгалтера, Манин собрался лететь в Бургас и выяснить, не произошло ли какое недоразумение? Но первое время билетов на самолет не оказалось, а когда они появились, желание отпало.
Тоном обиженного школьника он заявил себе:
— Раз у других совести нет, то и у меня ее не ищите!
Манину сделалось не по себе, что его кто-то обошел.
На таких раздумьях его оборвала Глафира:
— Могу вас еще кое-чем порадовать: если бы вы не взяли к себе эту Веронику, ее бы из банка выгнали… Она и там была замешана в нечистоплотных делах…
— Час от часу не легче!.. А ты? — вдруг уставился в Глафиру. — Ты что, сама мало себе тянешь? Ремонт дома сделала за счет банка. Новую сантехнику зачем списала?.. Теперь хату дочери канючишь…
— А ты? — округлила глаза заместитель по особым поручениям. — Сколько тебе в день конвертов приносят…
— Подглядываешь?..
— Нет, не подглядываю, но мое партийное око не дремлет!
— Ну и набрал же я вас… — провыл Манин.
Вероника Семеновна в белых блузке, юбочке и туфельках сбежала с трапа лайнера навстречу ласковому ветерку. Упитанный таксист повез ее вдоль обрывистого морского берега и вскоре высадил в бушующем зеленью оазисе, из которого свечками целили в небо свои стеклянные этажи отели.
К ней подпрыгнул цыганенок:
— Дай доллар!..
Она достала из сумочки бумажку.
Цыганенок выхватил и до дверей в корпус цеплялся:
— Дай марку!.. Дай фунт!..
Показавшись на песочном пляже, Вероника Семеновна была приятно удивлена стометровой шириной песчаной полосы. Но ее восторг остыл от слышанной когда-то в детстве немецкой речи. Говорившие по-немецки женщины ходили в одних трусиках без лифчиков, а мужчины с волосатыми ногами пробегали мимо в чем мать родила.
Когда она, опустив глаза и смотря только перед собой, прошла к мокрой бровке и потом углубилась по бедра в воду, ее обожгло. Разгребла воду и увидела студенистые круги. Разбрасывая брызги, кинулась прочь от медуз.
— Какая пакость!
Ее еще не начавшийся отдых омрачился. Брезгуя прикосновениями наэлектризованных кружков, теперь предпочитала сидеть в шезлонге на балконе и любоваться морем. Обратила внимание на болтающийся у пирса, далеко врезавшегося в лагуну, ботик.
Как-то в полдень она оказалась на конце причала около железной сваи, к которой был привязан ботик с растянувшимся на дощатом сиденье моряком.