Искатель. 2009. Выпуск №7
Шрифт:
— Мама!
В зале засмеялись, кто-то захлопал, приветствуя находчивость актеров. В этот момент Заречная должна была сказать, что она одинока и раз в сто лет открывает уста, и голос ее звучит в этой пустоте уныло, и никто не слышит и так далее… Но Маша молчала, глядя в какую-то немыслимую точку на расстоянии вытянутой руки от собственных глаз.
— Серой пахнет, — угрюмо проговорила Аркадина. — Это так нужно?
В сложившейся ситуации реплика приобрела неожиданно новый, зловещий смысл.
—
Аркадина усмехнулась:
— Да, это эффект.
Треплев повторил:
— Мама!
Вдруг встрепенулся, скинул оцепенение, посмотрел на Раковского, который с безумными глазами махал актерам из-за кулисы…
— Господа! — продолжил Зуев тем же голосом. — Мы приносим свои извинения. Через несколько минут спектакль будет продолжен. Дайте, пожалуйста, занавес.
Родион хлопнул по плечу Кривцова, своего помощника, и тот пересел за пульт. Родион вышел из зала и, набирая скорость, понесся через фойе.
Занавес был закрыт, Маша все также сидела на «камне», Раковский слева, Зуев справа — пытались поднять ее. Тело девушки, казалось, приросло к «камню», она удивленно озиралась по сторонам, вовсе, похоже, не понимая, как попала сюда.
— Да что с тобой?! — зашипел Раковский, размахивая перед ее лицом ладонью.
Маша сделала несколько шагов по сцене и вдруг завалилась навзничь. Родион подлетел одним гигантским прыжком и подхватил обмякшее тело. Раковский вытягивал шею, всматриваясь за левую кулису, откуда быстро, из глубины, приближалась, уже «вся в белом», Светка Алексеева, дублерша.
Родион отнес Машу прочь со сцены, бегом, будто в театре начался пожар. Оглянувшись, он увидел, что Светка уже сидит на «камне», поправляя свое белое, а занавес уже ползет в стороны.
Чей-то голос деловито произнес за шторой:
— «Скорая»? У нас, знаете ли…
Веки Маши были плотно сомкнуты.
— Дарья… — прошептали ее бескровные губы. — Не лезь ко мне, Дарья!
В следующий миг она очнулась, часто заморгав глазами.
— Люди, львы, орлы и куропатки… — донеслось со сцены бодрым голосом Светки, сдобренное хлопками и смехом в зрительном зале.
«Скорая» приехала, врач вколола Маше успокоительное и развела руками: ничего страшного, вообще — ничего.
Тем же вечером они сидели в открытом кафе под гостиницей «Россия», за парапетом бились крупные волны Волги, низкое солнце припекало, но крепкий речной ветер обволакивал лица уверенной прохладой. Маша задумчиво рассматривала ледяное крошево в своем бокале, где белый свет разбивался на полноцветную радугу.
— Кто такая Дарья? — спросил Родион.
Маша вздрогнула. Вопрос явно привел ее в замешательство.
— Откуда ты знаешь о Дарье? — прошептала она.
Родион пояснил.
— Ну, хорошо, — успокоившись, сказала Маша. — Я никому не рассказывала о своей сестре. Мы давно не общались. Она осталась в Оренбурге. У нее был свой бизнес. Индивидуальный… Ты понимаешь?
— Проститутка?
— Противное слово… Индивидуалка. Она и меня хотела вовлечь, причем так пристала, что… Оказывается, на этом рынке большим спросом пользуются двойняшки. Которые работают в паре. Тьфу! Не хочу больше об этом.
Родион посмотрел на Машу, и вдруг ее лицо поплыло перед его глазами.
— Так вы двойняшки?! — то ли спросил, то ли воскликнул он.
— А что в этом такого? Ты аж побледнел весь!
Родион молчал. Невозможная мысль стукнулась в его голову, как лодка о сваю, и уплыла прочь по мутной воде непонимания. Он ведь сам думал о том, что у Маши может быть сестра-близнец, которая зачем-то заняла ее место, он муссировал эту абсурдную мысль, и вот правда: сестра существует.
— Вы с ней сильно похожи?
— Как две капли. В детдоме первое, что я слышала, когда ко мне подходили, было: ты Маша или Даша? А уж потом обращались… Хочешь, покажу?
Ее глаза хитро блеснули. Она порылась в сумочке и достала маленький бумажник. Развернула.
— Я всегда ношу ее с собой. Отец снимал…
При слове «отец» ее губы скривились — еще одна тайна…
— Эта фотка мне особенно дорога. Именно потому, что я не могу с уверенностью сказать, где она, а где я.
— Разве так бывает? — Родион рассматривал снимок, где стояли, обнявшись, две маленькие Маши в одинаковых сиреневых платьицах.
— Бывает. Мне кажется, что фотографию обернули зеркально при печати. Помню, я тогда стояла слева. А теперь я справа. Но иногда меня почему-то берет сомнение, что левая — это я… — Маша вдруг запнулась, ее взгляд потух, лицо застыло, будто невидимый режиссер бытия запланировал в этом месте остановленный кадр. — Впрочем, однажды между мной и сестрой появилось различие… — Маша замолчала, сощурившись, словно увидела что-то в далеком мареве правого берега.
— Если не хочешь, не вспоминай, — мягко сказал Родион, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы она вспомнила.
— Нет, почему же? Дарья сделала татуировки. Вот тут, — изогнувшись, Маша провела ребром ладони поперек своей поясницы, как бы показывая длину воображаемой косы.
Краем глаза Родион заметил, как двое мужчин за соседним столиком плотоядно уставились на девушку. Он и сам ощутил внезапный прилив желания от вида ее изогнутой спины.
— Два дракона, как синие стрелы, — закончила она. — С тех пор мы и отличаемся на этот недвусмысленный штрих.