Искатель. 2013. Выпуск №11
Шрифт:
Муромцев начал переговоры:
— Мы к вам за помощью, капитан. Меня зовут Павлом, а это товарищ Кузькин.
— Что надо?
— У нас к вам очень секретный разговор. Народу нужна ваша помощь. Мы с товарищем на олигархов бочку катим. Хотим под них мину подложить.
— Под всех сразу? Революцию готовите?
— Тише. У тебя, отец, никакой конспирации нет. Не могу я о таких вещах на воздухе говорить. Пригласил бы нас в кубрик, папаша.
— Заходите, сынки, если не шутите. Начали вы очень весело. Мне даже любопытно, что дальше будете
Сторожка смотрителя пристани была и впрямь похожа на кубрик. Внутри на четырех небольших окошках висели спасательные круги, заменяя иллюминаторы. На плите стояла надраенная до блеска посуда, на полках сверкали спортивные кубки и статуэтки девушек с веслом. А на стенах висели штурвал, барометр и пять портретов в рамках. Четверо на них — неизвестные личности в морской форме, а пятый знаком, хотя стал забываться. Симпатичный тип с бородкой, усами, лысиной и хитрым прищуром глаз.
В центре этой кают-компании стоял стол на четверых.
Гости сели и немножко помолчали. Потом познакомились. Боцмана звали соответственно, Владимир Ильич Ушаков. Смесь революции с историей флота.
Почти сразу Муромцев начал нести околесицу про идеалы красного знамени, про тайное общество, про месть за несчастных пенсионеров, за развал армии и державы. Кузькин тоже успевал вставлять междометия и отдельные фразы, типа: «Нас не запугаешь! Скоро мы покажем себя во всей красе. А от них полетят только пух и перья…»
Было видно, что адмирал Ушаков доволен текстом. Подобное он слышал на больших митингах, но там толкотня и гул от мегафонов. А здесь пришли персонально к нему и говорят долго, красиво и громко.
В какой-то момент Муромцев начал притормаживать, сбавил пафос и плавно перешел к конкретному делу:
— Вот ты знаешь, Ильич, кто напротив тебя живет? Кто на народной земле отгрохал свой дворец?
— Знаю! Это Злотник. Олигарх, ворюга и мурло!
— Именно, что мурло! Недорезанная буржуйская рожа. Но вот ты скажи, Ильич, какую ты ему пакость сотворил? Что ты полезного для народа сделал?
— Ничего.
— Вот поэтому они нас и душат! Это же как в мыльной опере. Там только на словах мы смелые, а как до дела, так в кусты. Значит, ты готов помогать нам, Ильич?
— Для доброго дела я всегда готов.
— Итак, отец, мы будем базироваться в твоем кубрике. Считай, что это боевая задача! А еще нам нужна подзорная труба и катер для переброски десанта на сторону противника.
— Это как на Малой земле?
— Именно так, Ильич. Мы идем в бой, а ты будешь здесь тылы обеспечивать.
С учетом обстоятельств Вадим Хилькевич остался на ночное дежурство. А его молодая жена, Ирина Багрова, поехала домой одна.
Она еще не знала, что совершенно не может расставаться с мужем. Она не успела это узнать. После свадьбы не прошло и месяца.
Домашние дела Ира сделала очень быстро и села у телевизора. Но она решительно не смогла смотреть в этот ящик. Багрова нажимала кнопки пульта, но все программы ее только раздражали. Не радовала даже «Кавказская пленница».
В девять вечера она расстелила кровать, разделась и легла. Но спать не хотелось. Мешала тоска, ноющая боль. Такая, как зубная, но еще неприятней.
Ирина попыталась не думать о муже, но он никак не выходил из головы.
Это даже странно! Если за месяц она так привыкла к Вадиму, то что будет через год?
Багрова лежала одна в пустой полутемной комнате и злилась на эту дурацкую ситуацию. Нет, надо собрать волю в кулак и непременно заснуть.
И тут к ней пришла спасительная мысль о верблюдах, которых надо считать равномерно и монотонно. Она представила пустыню и вялую арабскую скотину, печально проходящую мимо, как очередь в мавзолей. Но уже на пятом верблюде между горбов сидел Вадим и ехидно улыбался: «Ничего ты без мужа не можешь. Даже заснуть не получается».
Ирина натянула на голову одеяло, разогнала всех кораблей пустыни и перенеслась на зеленый лужок, где мерно шли маленькие, чистенькие бараны. Первый, второй, пятый…
Шли они так послушно, что пастух ни разу на них не прикрикнул и не взмахнул кнутом. Поравнявшись с Багровой, джигит повернулся к ней знакомым лицом. Потом пастух смахнул с себя шапку, скинул бурку и остался в одних трусах. Это был, понятное дело, Вадим Хилькевич…
Уже через четверть часа Ирина выводила свою серенькую девятку на Калужское шоссе. А еще через двадцать минут она въезжала во дворик виллы «Икар».
Свет горел в двух кабинетах. На месте был начальник — полковник Потемкин, и он, ее Вадим. Багрова бросилась наверх и в коридоре столкнулась с мужем. Он держал в руке папку с документами и весь сиял от радости. И оттого, что увидел жену, и от чувства исполненного долга.
— Ты что пришла, Иришка?
— Соскучилась!
— Я тоже о тебе думал, только изредка. Было очень много работы. Я добыл кое-что важное. Пойдем вместе к Петру Петровичу.
И они пошли, обнявшись и замедляя шаг. Перед поворотом в широкий холл они на минуту остановились и повернулись лицом друг к другу.
Лицо полковника выражало и злость, и печаль, и упорство. Он очень обрадовался, когда вошли Хилькевич с Багровой. После визита к генералу Вершкову очень хотелось общения с нормальными людьми. Потемкину хотелось выговориться, и тут появились свои. Те люди, кому он безоговорочно доверяет.
— Садитесь, ребята. Это хорошо, что вы пришли.
— У меня срочная информация, Петр Петрович.
— Подожди, Вадим! Сначала я вам расскажу о Вершкове. Вот ты как думаешь, Ирина, этот генерал, он хороший человек?
— Я думаю, что как начальник он нормальный. Могло быть и хуже. Все они, кто пробился наверх, как ужи. Такие юркие, гладкие и гибкие.
— В самую точку попала, Ирина! Только они не гибкие, а прогибающиеся. Я, ребята, Вершкова в таком состоянии первый раз в жизни видел. Глазки у него бегали, губы дрожали, а ручки дергались.