Искатели Абсолюта. В преддверии бури
Шрифт:
Вымоталась я до предела. Борьба с защитными чарами башни, побег от чудовища, раны и, наконец, разрушение стены, отделяющей шкурник от каверны – на это я потратила все свои силы. Сознание несколько раз погружалось в темноту, перед глазами мелькали разноцветные пятна, мне казалось, что ещё одно движение, и силы покинут меня окончательно. Но нет, раз за разом мне удавалось вынырнуть из пучины беспамятства и заставить тело совершить ещё одно усилие. И, странное дело, чем дальше, тем легче это получалось, будто там, впереди, был источник, подпитывавший меня в самые тяжёлые моменты.
Закончился шкурник неожиданно – стены вдруг раздались
Придерживаясь за полки, я кое-как поднялась на ноги – и, к собственному удивлению, поняла, что боль стала слабей, она уже не взрывалась опаляющим огнём, а просто тихо ныла, как обиженный ребёнок. При каждом шаге в колени будто вонзались тысячи иголок, но мне стало радостно уже от того, что я снова могу ходить.
Пошатываясь, я обошла по периметру всё помещение, разглядывая шкафы. Что они такое: какие-то устройства или приборы? Заглянула в книги: мелкий текст на незнакомом языке – буквы ничем не походят на привычные, – иногда разбавленный изображениями непонятных схем. От любого, самого малого и плавного, движения в воздух поднимались облачка пыли, они так и норовили попасть в нос, и приходилось всё время морщиться, отворачиваясь, чтоб не чихнуть.
Обойдя помещение по периметру и вернувшись к расселине, я опустилась на пол и привалилась спиной к стеллажу – тело, измученное падением, продиранием через шкурник и ранами, хоть и слушалось, но настойчиво требовало отдыха. Веки тяжёлыми портьерами нависли над глазами, и я не стала противиться – какая разница, произойдёт со мной что-то плохое или нет, ежели я всё равно не в состоянии сопротивляться; а после, быть может, появятся силы, чтоб продолжить поиски выхода.
С этими мыслями я и провалилась в уютный мрак сна без сновидений.
***
Мне казалось, что поспала я всего ничего (хотя кто знает, сколько минуло времени там, на поверхности), но даже такой сон пошёл на пользу – мышцы налились силами, туман, мутной пеленой покрывавший разум и мешавший рационально мыслить, отступил, как отступила и терзавшая меня боль. Я медленно поднялась, проверяя, хорошо ли слушаются ноги, не вернутся ли головокружение и тошнота – нет, всё было в порядке. В относительном, разумеется – попытайся я сейчас пробежаться или, к примеру, вступить в бой, раны, несомненно, вновь дадут о себе знать. Но никаких опасностей в помещении не наблюдалось, и я сочла за лучшее продолжить поиски выхода.
В стене, противоположной той, где зияла трещина шкурника, размещалась дверь – её рассохшуюся поверхность некогда покрывал резной узор, но теперь все его изгибы были скрыты под слоем вездесущей пыли. Я подошла к ней и досадливо поморщилась – ручка отсутствовала, как и любые признаки, что она вообще когда-либо была.
– Кому нужна дверь, которую можно открыть лишь с одной стороны? – пробормотала я себе под нос и, не раздумывая, толкнула её.
Дверь распахнулась удивительно легко, без скрипа и прочих признаков старости, и в глаза мне ударил яркий белый свет. Из глаз тотчас брызнули слёзы, и мне пришлось отступить, зажмурившись, и поспешно закрыться обеими руками. Дверь, лишившись удерживающей её опоры, столь же бесшумно захлопнулась.
Это ещё что за чудеса такие, откуда может взяться свет в давно заброшенном подземелье? Не иначе, кто-то и тут чары наложил, ничем иным объяснить происходящее у меня не выходило, вот только в спокойном, умиротворённом течении силы я не чувствовала никаких колебаний, неизменно сопровождающих волшбу.
Но погодите-ка, разве можно назвать спокойными иссиня-чёрные волны глубокого и могучего океана, что несёт свои воды вкруг всего мира торжественно и неостановимо, и никто не смеет встать на пути этой мощи, не опасаясь в мгновение ока превратиться в абсолютное ничто, растворившись в его беспощадной и равнодушной глубине? Таковым может быть лишь широкий разлив речной глади, что струится неспешно по равнине, предоставляя случайным путникам и безопасные броды, и чистую пресную воду, чтоб наполнить опустевшую флягу.
Как же это я раньше не почуяла, что в этом месте течёт не просто сила, а тот пресловутый, доверху наполненный ею океан вместо привычной реки? Да любой выкормыш Башен Кхарра продаст разом и душу, и всю свою жизнь, за одно только примерное указание на сие место, а я, разиня, проворонила, проспала! Я с досадой стукнула кулаком по стене – надо же, на такое чудо, как Исток силы, наткнуться – и не заметить!
Любые чары, что волшебник станет творить у Истока, усилятся стократно и тысячекратно, любая сложная волшба тут будет даваться легче, чем самое простое колдовство в ином месте – то-то я, проснувшись, удивилась, что зажжённый мною шар не исчез никуда во время сна, да и раны, весьма и весьма серьёзные, затянулись на глазах: на голове, под перемазанными кровью волосами, уже появилась прочная шершавая корка, а ноги так и вовсе не ощущали почти никаких последствий падения.
Уже не экономя силы, я заставила огненный шар разгореться сильнее, чтоб глаза привыкли к свету, обождала немного и снова толкнула дверь. Она вывела меня в широкий белый коридор – в отличие от помещения со стеллажами, он вовсе не выглядел заброшенным: никакой пыли, ровный матовый свет, показавшийся излишне ярким лишь моим привыкшим к темноте глазам, исходил от квадратных плит, коими покрыта была вся поверхность стен и потолка. По сторонам тянулись ряды одинаковых тёмных прямоугольников дверей.
Крадучись, я дошла до ближайшей – ручки не оказалось и на ней, – толкнула, ни на что, в общем-то, не рассчитывая. Дверь, столь же бесшумно, как и предыдущая, распахнулась внутрь, открыв помещение, не отличимое на первый взгляд от того, что я только что покинула. Разве что стеллажи стояли намного теснее, касаясь друг друга боками, а шкафы прятались в тени у дальней стены, будто кто-то нарочно перетащил их туда, чтоб не мешались.
Столь же осторожно заглянула и за оставшиеся двери – помещения за ними мало отличались друг от друга: где-то больше стеллажей, где-то шкафов; попадались и такие, где вместо всего этого ровными рядами выстроились покрытые вездесущей пылью столы. Изредка встречались такие, где содержимое свалили беспорядочной грудой по центру, а иногда – абсолютно пустые, где не было даже и следов мебели на пыльном полу.