Искатели необычайных автографов или Странствия, приключения и беседы двух филоматиков
Шрифт:
— Ага! — профессорским тоном произнес Мате. — Тогда, пожалуй, можно попробовать. Значит, в первый месяц была одна пара кроликов. Во второй — тоже одна. На третий месяц кроликов стало уже две пары. В четвертый тоже оставалось две…
— Нет, нет, — поправил его Филиппе, — вы забыли, что теперь крольчата появляются уже каждый месяц.
— Ах да! Стало быть, в четвертом месяце было уже три пары, в пятом — четыре.
Но Лаура напомнила, что у второй пары через два месяца после рождения тоже появились крольчата. Выходит, в пятом месяце было не четыре,
— Мне кажется, легче переловить ваших кроликов за уши, чем подсчитать, — сострил Фило, под шумок доедая баранину.
Лаура с гордостью посмотрела на отца.
— А наш папа все-таки сосчитал.
— Право, это совсем не трудно, — сказал Сын Добряка. — Чтобы не сбиться со счета, давайте вести запись. В первый месяц была одна пара кроликов. Пишем 1. — Он достал из кармана кусочек мела и начертил единицу прямо на непокрытом скатертью столе. — Во второй месяц опять-таки оставалась одна пара. Снова пишем 1.
— В третий месяц стало две пары, — продолжал Мате, принимая переданный ему мелок. — Пишем 2. В четвертом — три. Пишем 3.
— Мне это нравится, — загорелся Фило, выхватывая у него белый камешек. — Дайте и я попробую. В пятом месяце появились кролики не только у первой, но и у второй пары. Пишем 5. В шестом у первых трех пар прибавилось еще по одной паре кроликов. Стало быть, к пяти прибавляем три. Пишу 8. Так… Теперь перейдем к следующему месяцу.
— Нет, нет, я сам, — сказал Мате, снова отбирая мелок. — Это так интересно.
— Вам интересно, а мне нет?
Сын Добряка, посмеиваясь, следил за их перепалкой. Стоит ли ссориться? И к чему перебирать все двадцать месяцев? Ведь теперь это можно сделать много быстрей. Он указал на стол.
— Почтенные синьоры, перед вами ряд чисел 1, 1, 2, 3, 5, 8. Вглядитесь в него внимательно. Вы ничего не замечаете? Какой-нибудь закономерности?
Фило тупо уставился на меловые значки: цифры как цифры. Что тут замечать? Но Мате, к несказанному удовольствию хозяев, оказался более наблюдательным. Он довольно быстро определил, что в этом ряду каждое последующее число равно сумме двух предыдущих. Два: это 1 + 1, три: 2 + 1, пять: 3 + 2 и, наконец, восемь это 5 + 3.
— Браво, браво! — закричали дети, прыгая от радости.
Мате назидательно поднял палец. Вот что значит наметанный глаз! Математик сразу замечает закономерности в числах. На то он и математик. О, математики — удивительный народ…
Он оседлал своего любимого конька и пошел сыпать примерами, все более воодушевляясь и упиваясь вниманием слушателей. А Фило между тем времени зря не терял. Вооружась мелком, он что-то подсчитывал на столе и в тот самый момент, когда красноречие Мате достигло наивысшей точки, объявил, что в настоящее время Сын Добряка — счастливый обладатель шести тысяч семисот шестидесяти пяти кроличьих пар.
— Ну, теперь это и ребенок сосчитает, — проворчал Мате, очень задетый тем, что его так ловко обошли.
— Конечно, — сказал Филиппе. — А всё папины числа.
— Теперь вы понимаете, почему мы не едим наших кроликов? — спросил Сын Добряка, широко
Мате посмотрел на него явно недоверчиво. Так он и в самом деле настаивает, что открытие этого ряда принадлежит ему? Сын Добряка с достоинством наклонил голову.
— Мне очень грустно, — твердо произнес Мате, — но вынужден заявить, что вы говорите неправду.
Хозяин взглянул на него со спокойным недоумением, зато Филиппо так и вспыхнул от гнева.
— Как вы смеете оскорблять отца? — воскликнул он, хватаясь за висевший у него на поясе кинжал.
— Наш папа самый честный человек на свете, — пискнула Лаура, раскинув тонкие руки и загораживая собой Сына Добряка (точь-в-точь храбрый мышонок, защищающий кроткого медлительного слона).
Но больше всех расстроился Фило.
— Уверяю вас, тут какое-то недоразумение, — бормотал он, бросаясь от Лауры к Филиппе и хватая их по очереди за руки. — Мой друг наверняка что-то напутал. У него такая скверная память…
Мате, однако, крепко стоял на своем. Память у него действительно скверная, но не настолько, чтобы он не узнал чисел Фибоначчи.
При имени Фибоначчи все трое — отец и дети — сначала онемели, потом переглянулись и принялись хохотать как сумасшедшие. Их неуместное, с точки зрения Мате, веселье очень его разобидело. Нечего смеяться! Он утверждает, что эти числа открыл великий Леонардо Пизанский по прозвищу Фибоначчи.
— Вы напрасно сердитесь. Это и вправду числа Фибоначчи, — успокоил его Сын Добряка, утирая веселые слезы, — но, право же, я их не присваивал. Ведь это значило бы обобрать самого себя!
— Что? — в один голос вскрикнули Фило и Мате. — Так вы и есть Фибоначчи?
Леонардо молча поклонился.
Фило не знал, куда деваться от стыда. Как он сразу не догадался! «Сын добряка» — по-итальянски это же «филио боначчи». А уж отсюда, вероятно, произошло сокращенное Фибоначчи…
— Не знаю, сможете ли вы простить меня, мессер [32] Леонардо? — извинялся вконец уничтоженный Мате. — Ведь я обидел вас трижды. Сперва сболтнул бог знает что в яме, потом назвал вас бухгалтером, а теперь вот…
32
Мессер (ит.) — господин.
Фибоначчи не дал ему договорить. Пустое! Математик, бухгалтер — что за счеты? Он, Леонардо, недаром автор «Либер абачи», написанной главным образом для тех, кто занимается бухгалтерией. Но вот что непонятно: откуда синьор математик знает о Леонардовых числах? Леонардо, правда, собирается включить их во второе издание своего учебника, но пока что они известны только его другу, магистру Доменику, детям, да еще, может быть, кроликам…
Мате растерялся. Что делать? Сказать, что они из двадцатого века? Можно бы, конечно, будь Леонардо один… Но ведь с ним Лаура и Филиппо!