Искатели сбитых самолетов
Шрифт:
— А ведь это на Ильмене… Похоже, что пароход на воде горит и пожар в небе отражается, — сказал Морячок.
— А если бы мы эвакуировались на этом пароходе? По воде в лес не убежишь!
— Да, многим нашим ребятам хуже, чем нам…
— А что толку, от голода погибнем.
— Ну, что ты, Марат, в лесу летом медведи жиреют.
— Чудак ты, Яша, мы же люди.
— Ну вот, а люди умней медведей…
— При кораблекрушениях люди гибли не столько от голода и недостатка воды, сколько от паники… Волю к жизни теряли.
— Вон как наша вожатая, вся как неживая.
— Да, ребята,
— Ни у кого корочки хлеба не осталось? Или сахара кусочка.
— Ты что, откуда?
— Голодного человека чем другим разве приободришь? Проснется утром вожатая, а вокруг дикий лес… Ни поваров, ни завхоза, ни директора… Нет четырехразового питания, и спросить не с кого!
— Ни горна, ни побудки, ни пионерской линейки. А для нее вся жизнь в этом, — говорил Морячок.
— Ну и хорошо, правильно, что она это любит. А кто мы без линейки, без горна, без знамени? Просто заблудившиеся в лесу ребята! Правда? — живо спросил Марат. — Нет, пока красные галстуки на нас, мы пионеры!
— Из наших галстуков даже знамя сложить можно!
— Эх, ребята, давайте устроим вожатой сюрприз… Вот проснется она и увидит.
Мальчишки склонились друг к другу и начали шептаться.
Неожиданно над хутором загорелось облачко, подожженное первым лучом восхода. Завидев его, какая-то сторожевая ворона гаркнула: «Ур-ра!»
Все вороны взлетели плотной кучкой. Дружно крякнули и, окропив хутор пометом, понеслись прочь.
— Противные! — вскрикнули лесные сестры, едва успев нырнуть под козырек крыльца. А ребятам досталось. И они стали очищаться, сконфуженно ворча:
— Ух ты… бомбят, как фрицы!
А вороны и правда одна за другой, как немецкие самолеты, построившись в круг, понеслись к земле, на какую-то цель.
За ними суматошно полетели, панически размахивая крыльями, словно боясь опоздать, сороки.
— А ведь это они что-то в пойме обнаружили, — заинтересовался Яша, — пойду посмотрю! — И он, скатившись с крыши, помчался с холма в низину, где среди высоких трав и кустарников просвечивали блики чистой воды.
И увидел Яша такую картину, что ни в каком кино не увидишь. Вороны с разлету шлепались в мелкое болотце, оставшееся от разлива, и, выхватив рыбешку, тут же поедали ее на берегу. А сороки скакали по мелководью, шлепая крыльями и хвостами, и тоже ловко выхватывали и пожирали мальков. Вода, взмутненная птицами, кипела. Несчастные рыбешки сами выскакивали из нее, раскрывая рты от удушья.
Вороны с карканьем, похожим на хриплый, старушечий хохот, подхватывали рыб на лету, подбирали плотичек и уклеек, оставшихся на берегу. Сороки трещали без умолку, радуясь чужой беде.
Яша не вытерпел и, схватив сухой сучок, принялся разгонять пирующих обжор, приговаривая:
— Не все вам. Оставьте и нам!
Врагу не сдается…
Владлена Сергеевна проснулась от шепота Лизочки. Та торопливо сообщала:
— А они всю ночь не спали. Все что-то шепчутся. А Яша куда-то убежал…
Вожатая встрепенулась — неужели она по-прежнему в лагере и ее любимица с утра, пока другие спят, рассказывает про всех?
— А Марат говорит: «Ее горн только и поднимет!» А Толик хнычет: «Я его потерял». А Жура смеется: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте ваших толстых губ?» — продолжала Лизочка.
— Как горн потерян? Почему? Кто оставил его у этого растери?
И в это время прозвучали несколько приглушенные, но такие знакомые, волнующие звуки. Владлена Сергеевна так и подскочила. Тут лишь она заметила, что лежала на полу, запутавшись в каких-то сетях, пахнущих смолой.
Владлена Сергеевна встала, и сразу ноги ее, больные, перевязанные ноги, напомнили всю вчерашнюю картину. Что же теперь делать?
Припадая то на носок, то на пятку, она выбралась на крыльцо. Посмотрела — и снова чуть не закрыла глаза. Вместо ее любимых пионеров в белых рубашках во дворе стояли какие-то оборванные ребята. И все разного возраста и роста. Рядом с коротышками Файеровыми верзила Журавейский в очках. Возле толстого Толика — Морячок в тельняшке.
Ей хотелось что-то сказать им. Но что это? Помимо нее прозвучала команда: «Смирно! К подъему флага!» Марат отдавал рапорт. Толик затрубил на губах, изображая горниста. И по осинке, очищенной от коры, что росла на крыше избы, побежали вверх флажки. Это были красные галстуки ребят.
Владлена Сергеевна не успела оценить — хорошо ли это или плохо, как что-то придавило ее к земле. Послышался нудный, завывающий звук моторов.
Все головы вскинулись вверх, к небу. Кто-то пригнулся и побежал. Но тут же снова послышался голос Марата:
— Встать, смирно! Команды «вольно» не было!
Вожатая, невольно подчиняясь команде, выпрямилась, взявшись за косяк крыльца.
По небу тянулось облако, словно начиненное самолетами. Их летело так много, что можно было бы принять за стаю птиц, если бы не угрожающая неподвижность крыльев.
Самолеты стали выползать из облака, словно нацеливаясь на пионерский строй. А ребята стояли, не ломая линейки.
— Запевай! — крикнул Марат.
Все вымпелы вьются, моторы гудят,
Над нами фашисты летают, —
упрямо затянул Морячок.
Врагу не сдается наш гордый отряд,
Пощады никто не желает! —
хрипло, нестройно подхватили ребята на мотив старинной песни про гибель «Варяга». Вожатая хотела подпеть, но не знала, какие слова сочинили ребята дальше. Да и голос совсем осекся. Слезы навернулись на ее глаза, а на душе как-то стало легче. Словно туча сошла. И когда ее допели, небо совсем очистилось.
— Пролетели гады! Вольно!
И словно что-то прорвалось, ребята прыгали, кричали:
— Они улетели, а мы выстояли! Выстояли, выстояли, Владлена Сергеевна!
— Вот так мы и будем жить, — сказал Марат, отирая пот со лба.
— Правильно, верно, — глотая слезы, проговорила Владлена Сергеевна, — куда бы нас фашисты ни загнали, в леса, в болота, мы все равно наш красный флаг будем поднимать, и в горн трубить, и строиться на линейку!
Не стоит дразнить пчел