Искатели сбитых самолетов
Шрифт:
А он как даст мне по мотору длинной очередью. Я заштопорил, весь в дыму. Пришлось с парашютом прыгать. Ну, думаю, повезло, жив остаться. А немчик возвращается — и чирик короткую очередь. Перерезал мне стропы, как ножницами. Да еще помахал ручкой — «передай привет на тот свет».
Но тут, на счастье, влетел я в болото, полное тины, в Белоруссии есть такие, торфяные. Ничуть даже не убился, только вот беда, с разлету дошел до дна, а выбраться не могу, в иле задыхаюсь. Опять не везет! Ан нет, рядом работали на осушении болот колхозники, сбежались к месту падения и за концы строп меня вытащили.
И вот я в родном
И так оно ко мне прилипло, что даже родную фамилию стал забывать!
Ну, ладно, сочинили про меня тогда целую байку, будто я первого напавшего на нас фрица воздушным поцелуем приветствовал, стыд и срам… Перестали мне доверять боевые самолеты, стал летать на связном У-2.
И вот тут мне лихо повезло. Сбил фашистского истребителя. Да, да, на невооруженном фанерном драндулете — боевую машину. Правда, не я, а больше фриц был в этом виноват. Очень горячился. Я под защиту заводской трубы стал прятаться. Кто летает на нашем участке, тот видел, наверное, высоченную трубу кирпичного завода на станции Парфино, разрушенной немцами. Вот там он меня и застиг.
Заложил я крутой вираж вокруг трубы и гоняю по замкнутой орбите!
Фриц имеет большую скорость, а я малую. И никак он не может меня наколоть. Начнет пикировать, а я за трубу. Даст очередь — мимо.
До того он разозлился, что У-2 сбить не может, так вошел в азарт, что не рассчитал, спикировал пониже и задел хвостовым оперением за провода высоковольтной линии. P-раз! В дыму и пламени готов фриц!
Лечу я домой и ликую, ну, думаю, верная награда, огнем ли, маневром ли, какая разница, а все-таки истребителя я сбил.
Приземляюсь. Жив-здоров. А вместо У-2 — лапша какая-то, не самолет, качан капусты — фанера кусками торчит, сам удивляюсь, как дотянул на таком решете.
И что же вы думаете? Вместо всяких наград получаю еще одно взыскание. И вместо того чтобы летать, приказано ползать. Да, да, ползаю вместе с мотористами под самолетами, помогаю воентехникам осматривать, ремонтировать, заправлять боеприпасами и в бой отправлять… А сам…
И вот получил наш полк новую технику, истребители прямо с завода. Хороши, но еще не все обкатаны-облетаны… И у одного так мотор раскапризничался, что пришлось его на земле оставить, когда полк по тревоге срочно вылетел. Кого оставить с ним? Конечно же, Пижона — пусть повозится и, если сможет, пригонит.
Ух, загорелось ретивое! У меня в руках самолет, да еще какой, с чеканочки. С полным боекомплектом. Выверил я мотор, кое-что подтянул, кое-где зачистил. Работает как часы. Поднимаю в воздух, чтобы опробовать и погонять как следует, а сердце поет — ну, теперь-то мы повоюем, никто меня с восстановленного мной «ястребка» не снимет…
И тут мне опять не повезло. Увлекся я своим делом, а что вокруг — не смотрю. Веду машину по прямой снизу вверх, слушаю работу мотора, и вдруг что-то темновато стало. Поднял глаза, а надо мной плоскости, фюзеляжи, кресты, свастика… Двухмоторных «юнкерсов» столько, света белого не видать.
Куда деваться? Начнешь делать под ними разворот, собьют как куропатку, это моего-то боевого «ястребка», маневренного, скоростного, пушечного, таким чудом приобретенного! Обозлился я, да и прямо в гущу пошел. Попробуй в меня стрельни — в своих попадешь…
А «юнкерсы» летят тяжело, нагруженные бомбами, как коровы. Один на пути попался. Я как дам ему в толстое брюхо из всех точек. Едва выскочил из-под его обломков. И чуть не столкнулся с другим — они «этажеркой» шли. Резанул его, как автогеном, из всех огневых точек…
И сразу — несколько переворотов, восходящих штопоров и прочих фигур! Вырвался на оперативный простор. Прилетел к своим радостный — наконец отличился.
Тут вышел приказ о награждении меня орденом и благодарностью от командования, и сразу мне почет. Радостно, конечно, но, чую, не к добру такое везенье…
Ну и не ошибся. В первом же боевом вылете — на тот свет. И надо ж быть такому невезенью, покойники меня за собой увели. Погнался я за фашистским дальним разведчиком «дорнье», который сфотографировал выгрузку наших резервов и с таким материалом удирал восвояси. Ну, тут я припустил за ним. Бил по нему до тех пор, пока весь боекомплект вышел, а он все летит. Прижался вплотную к кабине, смотрю: летчики побитые на штурвал склонились, в креслах лежат. А самолет летит себе по прямой: его автопилот ведет. И надо же было, что именно мне эта новинка и повстречалась.
Эх, думаю, а ведь он вместе с мертвецами и фотопленку к своим доставит, была не была — придется таранить.
Подвел я свой «ястребок» под разведчика, приподнял нос и винтом, как дисковой пилой, срезал хвостовое оперение. «Дорнье» вниз… И погребальный костер в лесу… А я попланировал немножко, стараясь хоть радость продлить, что победа за мной… И, мать родная земля, будь мне пухом!
И правда, лесная поляна, куда я спланировал, была вся покрыта цветущими травами. А под ними — валуны. Самолет прошелся по ним фюзеляжем — и загорелся. Сам я, чувствую, сознание теряю от боли… Все горит.
Долго ли, коротко ли так было, но очнулся я. Вижу: черти пляшут вокруг меня.
Вот тебе, думаю, и сказки моей бабушки — я же на том свете… В ад попал!
Снова сознание потерял. Сколько меня черти поджаривали, сколько я в огне у них горел, не знаю, но очнулся весь завязанный, спеленатый как ребенок, и соска во рту…
Ну, думаю, Пижон, второй раз родился. Это как же понять иначе?
Посасываю не то молоко с медом, не то шоколад с молоком, что-то вкусное, ароматное, райское. И замечаю, что смотрят на меня добрые-добрые глаза. Так и лучатся ласковым светом.
Не иначе — ангел. Во всем белом, только крыльев за спиной нет.
Закрыл я веки, поморгал, снова приоткрыл и вижу: ангел отошел на цыпочках, прикрыв меня кисеей от мух. Хитон на нем белый до самых пят…
— На том свете мухи, это в раю-то? — сказал какой-то скептик.
— Что, не верится? А хотите, я вам документально докажу? Вот они, снимочки… Пожалуйста, прошу посмотреть фотографии.
И Пижон, вынув из кармана пачку фотографий, развернул их веером.
Я поторопился взять одну, пока не расхватали. Разглядываю. И чудо — с мутноватой любительской фотографии на меня смотрят глазастые лица, чем-то очень знакомые… Ужасно знакомые. Мне показалось, будто различаю я пионеров из идеального лагеря. Вот лесные сестры прильнули друг к другу темными головами, вот ангельское личико девочки с локонами, а вот и скуластенькая Зиночка. Корзиночка-то ее, вот она, прижата к белому хитону!