Искатели странного
Шрифт:
том, что хорошо бы оказаться с Беккером вместе где-нибудь, где кроме них не будет ни души и где можно было бы, забыв обо всем, завладеть им, и владеть все несколько дней или часов, которые окажутся в ее распоряжении…
Вера поймала себя на том, что опять видит его таким, каким он запомнился ей на Таврии — у ручья, только что напившимся из пригоршни звонкой бегучей воды, суховатым и сосредоточенным. Она поймала себя на том, что опять думает о нем, и что мысли ее, как всегда после ночных слез, ясны, холодно-рассудочны и деловиты.
Чтобы окончательно отделаться от них, она стала думать о том, что ей уже тридцать пять, что-ей надоела «романтика профессии», что пора наконец выйти замуж за такого вот Василия, родить ему двух здоровых — обязательно двух и обязательно мальчишек — детей и сидеть на Земле, воспитывать их, выводить гулять в детский парк, ловить на себе мужские взгляды и, чувствуя приятное волнение от того, что не перестала нравиться мужчинам, подзывать своих сорванцов и брать их за руки, показывая тем самым всем на нее смотрящим, что они ошиблись, увидев в ней беззаботную девушку, а не мать семейства… А еще можно приходить с мальчишками в космопорт — встречать папу…
Вера почувствовала, что сейчас расплачется. Буркнув: «Я пошла к себе…» — она поднялась и пересекла рубку, изо всех сил стараясь не спешить.
А Роса уже хорошо была видна на экранах — действительно похожая на каплю росы на черном бархате, живая теплая горошина. Добавить увеличение было нельзя, диск планеты начинал дрожать и расплываться на экранах — сказывалась неощутимая вибрация от спрятанных за обшивкой непрерывно работающих механизмов.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Он оторвался от бумаг и устало потер лицо. Стемнело, но он не стал включать свет. За окном невнятно шептал дождь. У горизонта тучи разошлись, небосклон еще светился прозрачным светом раскаленного железа. В окно тянуло пряной осенней сыростью. Он глубоко вдохнул воздух и почти физически представил упругость палого листа под ногой, влажный горьковатый холод голых кустов, слабый костяной шорох ветвей…
Он с сожалением отогнал искушение сейчас же, немедленно, выйти в сад, поднял руку, оттянул обшлаг рубашки и взглянул на блок-универсал. Времени оставалось немного. Встряхнувшись, полностью отогнав посторонние мысли, он повернулся к пульту компьютера. Почувствовав приближение руки, панель с клавиатурой начала флюоресцировать — достаточно, чтобы разобрать обозначения. Он набрал задание: подыскать книги по физике нуль-пространства, но не в кристаллозаписи, а на старинной целлюлозной бумаге. Дисплей ожил почти сразу… По экрану поползли строчки — список имеющейся в наличии литературы. Он наугад ткнул в кнопку, строчки остановились. Он вздохнул и повернулся вместе с креслом к двери.
В щель под дверью пробилось лезвие света. Он неуверенно позвал жену, потом позвал еще раз, громче. Обостренный слух уловил невесомые шаги, дверь распахнулась, в проеме возник чуть уже тяжеловатый женский силуэт. Подсвеченные сзади легкие волосы нимбом охватили голову. «Никогда у меня не было для нее времени», — с раскаянием подумал он и мягко сказал:
— Подойди сюда…
Подождав, пока она приблизится, он повернулся к мерцавшему в полутьме экрану, не глядя обхватил ее рукой за талию, почувствовав плечом ее тепло, и попросил:
— Ты не сходишь в информаторий? Я не могу оторваться, а эти работы у них только в книгах. Если бы в электронном виде или на кристаллах, можно бы на компьютер или по линии доставки заказать, а так придется идти…
Он замолчал. Она послала ему менто: ощущение холода, сырости и мрака на улице, — и он сказал виновато:
— Всего полчаса, а? Туда и обратно?
— Знаю я твои полчаса, — сказала она сварливо, но тут же добавила: — Ладно уж, только ты запиши мне, а то забуду…
Она ушла. Он торопливо включил свет и кинулся к видеофону. Минут пять он возился, чертыхаясь и злясь, наконец откинул панель вместе с экраном и принялся рассматривать усеянные кубиками твердых схем внутренности аппарата. Внимание его привлек небольшой узел, прикрытый металлической сеткой, а поверх нее — прозрачным литопластовым кожухом. «Ага, — пробормотал он себе под нос, — вот оно!» — быстро содрал с блочка защиту и бестрепетно сунул отвертку. Сухо и оглушительно щелкнул электрический разряд, человек упал лицом вниз на вскрытый видеофон.
Сработало реле и отключило высокое напряжение. Выждав некоторое время, автомат включил положенные пятьдесят киловольт. Поскольку замыкание не исчезло, он снова все обесточил, потом опять включил… При каждом броске тока мертвые мышцы сокращались, человек вздрагивал, словно пытаясь приподняться, но тут же снова падал ниц.
Так продолжалось долго, пока не вернулась жена. Она увидела его — жуткую игрушку, картонного паяца на электрической веревочке — и потеряла сознание. Она плохо помнила, что было дальше. Приходили какие-то люди, что-то говорили и делали, ее куда-то увели. Ей было все равно, потому что он умер, умер, умер… Какое значение имеет все остальное в сравнении с этим…
Глава 1
Сухой горячий галечник колол грудь и живот. Беккер поерзал, устраиваясь поудобнее, положил голову на руку и замер.
По-видимому, он задремал и очнулся от того, что на солнце наползло облако. Облачко. Странное, между прочим, облачко — плечи и часть спины оказались в тени, а ноги продолжали впитывать ласковый и тихий в эту пору ультрафиолет. Просыпаться не хотелось. Не поднимая головы, Беккер послал ментовопрос, но ответа не последовало. Беккер вздохнул, с кряхтением перевернулся на бок и сел.
Разгоряченное сном лицо холодил легкий ветерок. Пока Беккер лежал, ветра заметно не было. Жмурясь, Беккер поднял глаза — перед ним, очень элегантный, в темно-сером дакроновом костюме и замшевых туфлях, стоял Иван Вайтуленис. Беккер помотал головой и снова взглянул на Ивана. Тот без улыбки смотрел на него сверху вниз, и Беккер вспомнил, что Иван никогда не улыбается. То есть, может, он и улыбался когда-нибудь, но никто его улыбки не видел.
Беккер торопливо встал и сразу почувствовал, какой он маленький, худой и лохматый спросонок, с красным пятном на щеке от руки и вдобавок весь в крупном песке. Песок набился даже под браслет блок-универсала. Беккер начал отряхиваться, песок не хотел осыпаться с потного тела. Беккер хмуро поковырял пальцем под браслетом, покосился на элегантного Вайтулениса и разозлился. Хрипло буркнув: «Здравствуй, Иван», — он повернулся и поковылял по камням к недалекой будке, возле которой стояли сложенные шезлонги. «Страстуй», — серьезно сказал ему в спину Вайтуленис. Он так и стоял столбом, пока Беккер раскладывал и ставил принесенные шезлонги, и лишь потом аккуратно поддернул на коленях брюки и сел. Шезлонг уютно скрипнул под его тяжестью. Утвердившись и чинно положив руки на подлокотники, Вайтуленис важно сказал:
— Спасипо, Альфа!
Беккер не ответил, да Ивану и не нужен был ответ. Пока Вайтуленис усаживался, Беккер успел опуститься в свой шезлонг, откинуться в нем, чувствуя, как парусина туго охватывает нагретую солнцем спину, перевести взгляд в искрящуюся синь бухты. Небо у горизонта выгорело. Туда, к условной, разделяющей воду и небо, черте, убегала, сглаживаясь и темнея, косая диагональная пахота волн. На них вспыхивали бесчисленные маленькие блики. Сзади, из ущелья, тянул слабый ветерок. Он нес запахи зелени и горького кизячного дымка. Он был теплый, ветерок, и почти невесомый. Невдалеке шумно купались дети, играла у кого-то музыка, и Беккер с удовольствием ощутил, что сонная тяжесть в голове уже прошла. Он покосился на Вайтулениса. Иван сидел, прямой и чопорный, и молчал. Беккер усмехнулся — конечно же, Вайтуленис никогда первым не начинает разговор — й спросил: