Искатели золота
Шрифт:
Присутствие арабского лагеря усиливало безмолвную тоску, воцарившуюся теперь среди пленников деревни. Кроме того, на них убийственно действовал удушливый своеобразный воздух, распространяющийся из африканского леса; помимо их личного горя и постоянных опасений, они страдали от спертого запаха разлагавшихся растений и нестерпимой жары. Казалось, что даже птицы измучились от этого раскаленного воздуха и не в силах были петь; только издали доносилось порой завывание слона или рев дикого зверя.
Путешественник, попавший сюда, должен чувствовать какое-то томление и безысходную тоску. Казалось, что лес скрывал в себе
Днем всюду тишина и бездействие; люди и животные дремлют в изнеможении. Ночью же все меняется: не успеет луна осветить верхушки деревьев и высокие травы, не успеют таинственные тени замелькать во всех направлениях, как все оживает, пробуждается от спячки. Со всех сторон слышится движение, шум; животные оживают, хищные звери оставляют свои берлоги и отправляются на добычу; большие змеи развертывают свои кольца и ползут на охоту, оставляя после себя в траве длинную борозду; ночные птицы перелетают с ветки на ветку со странными криками, и запах цветов наполняет атмосферу тяжелыми, густыми испарениями. Монотонное пение, крики огромных лягушек, в изобилии водящихся в Африке, усиливают тяжелое впечатление; тогда туземцы берут тамтамы, выходят как призраки из своих душных хижин, начинают петь, плясать и пить, забывая, что им со всех сторон угрожают леса и силы природы, что звери и даже растительность могут задушить их. Плодородие почвы для них — не благо; растительность здесь гниет в ужасающих размерах, сея лихорадку и смерть.
Негр прозябает, относясь апатично к зловредной природе, которую он не сумел покорить себе. Окруженный разными опасностями, он живет изо дня в день, погруженный в невежество и варварство, и обращаясь иногда с бесполезными мольбами к своим противным, идолам, но решительно ничего не предпринимает, оставляя себя на произвол судьбы.
В сущности, жизнь негра — это идиллия, омрачаемая постоянной угрозой, всего ужаса которой другие народы не знают: боязнью попасть в рабство. Междоусобные войны, голод, гнев колдунов и даже домашнее порабощение, — все это пустяки для негра; эти невзгоды бледнеют перед тем возмутительным преступлением, которое совершается над всей их расой: продажей невольников арабами — этими пришельцами другой крови, но с более высоким развитием. Они далеко уводят негров, отрывая их от родных мест, от их деревни, семьи, чтобы продать их, как последних скотов, на суданских рынках. Можно было подумать, что этот кочующий народ задался целью разлучить с родиной как можно больше несчастных негров.
Торговцы невольниками обращаются с неграми крайне сурово и требуют от них беспрекословного подчинения, а обладание огнестрельным оружием обеспечивает им главенство. Невольники необходимы арабам для перенесения слоновой кости, к тому же этих людей потом легко сбыть за хорошую цену. Таким образом человеческое существо сделалось в Африке ходячей монетой. Эту торговлю невольниками совершенно справедливо называют открытой раной черного материка. Все просвещенные народы должны были бы соединиться, чтобы навсегда прекратить такое чудовищное явление, унижающее человеческое достоинство.
Между тем доставка кости арабам прекратилась; в этой местности моеры перебили
Голиаф с беспокойством втягивал в ноздри воздух, останавливаясь перед своим околевшим товарищем. Но до сих пор он счастливо отделывался от ассагаев охотников.
Средняя палатка арабов была переполнена отпиленными клыками, и торговцы не спеша начали укладываться. Жерар ждал с нетерпением, когда, наконец, деревня избавится от их присутствия.
Колетта хворала уже несколько дней; жара, лихорадочная атмосфера и горе подорвали ее здоровье, и, несмотря на все свое мужество, она таяла с каждым днем. Однажды рано утром Жерар, вышедший на воздух, облокотился о стену дома и совсем ушел в свои безотрадные думы, как вдруг, откуда ни возьмись, прибежал запыхавшийся Мреко, с блуждающими глазами, с выражением ужаса на своем черном лице, которое от волнения сделалось сероватым, что было у негров признаком бледности. Бедный мальчик был вне себя от ужаса и горя.
— Что случилось? — спросил Жерар.
— Тише!.. берегись!.. у дверей есть уши!.. — ответил Мреко, увлекая его.
— Но…
— Иди, иди… вот сюда… здесь нас никто не подслушивает. Слушай… я твой брат!.. я пил твою кровь… Между нами все свято… Ну, так знаешь!.. ох! как я ему скажу?
— Да говори же!.. говори!..
— О! я несчастный!.. Прокляни меня, если хочешь, но клянусь тебе, что я тут ни при чем… Я с радостью умер бы за тебя, за «Звезду»… и все же, все же… я сын изменника!..
— Абруко!.. — воскликнул Жерар, отшатнувшись.
— Да, Абруко, мой отец!.. — ответил молодой негр сдавленным голосом.
— Что же он сделал?.. Говори же!.. ты измучил меня!..
— Он продал вас, тебя, «Звезду», Млижу, Куези, Нжеркук… продал торговцам слоновой кости, которые сейчас уведут вас с собой.
— Гассану и Руруку?
— Да!.. они называют себя торговцами кости, но на самом деле ищут человеческих тел… не для того, чтобы съесть, они не валиабанту… но чтобы продать как можно дороже!.. Прости меня, что я раньше не догадался об этом!.. я бы все сделал, чтобы вы могли бежать… Что с вами будет!.. Видеть, как тебя закуют в железо, видеть «Звезду»!..
— В железо? — повторил Жерар с ужасом.
— К несчастью, да… я их видел, эти невольничьи цепи, которые таскают за собой торговцы. Но что теперь делать? Придумай что-нибудь… Убежим вместе, спрячемся в лесу… Я хорошо знаю эти места… Позови «Звезду», позови всех!.. Еще есть время… бежим!..
Одним прыжком Жерар очутился в хижине, разбудил своих спутников и в нескольких словах объяснил им, в чем дело. Они все относились недоверчиво к Абруко, а потому и не удивились его измене.
Не теряя ни минуты, все бросились в лес в сопровождении Мреко, который хотел завести их в самую глубь, в надежде, что здесь никто не найдет его друзей.
Но через полчаса безумного бегства Колетта не в силах была двигаться; ее силы надорвались, сердце сильно забилось, и она почти без чувств упала у дерева.
— Уходите… уходите без меня!.. — едва проговорила она.
— Оставьте меня здесь… может быть, они меня не увидят…
— Бросить тебя!.. — воскликнул Жерар, падая перед ней на колени. — И не говори этого! Нет, мы понесем тебя, если ты сама не можешь идти… мы пойдем потише, но оставить тебя… ты сама знаешь, что это невозможно!